Ванильный запах смерти. Анна Шахова

я думаю, что тебе нужно пойти в администрацию и согласиться на продажу отеля фирме, которая их прикармливает. Мы не сможем играть роль «своих в доску» щедрых ребят и наизнанку выворачиваться перед чинушами. Даже если бы у тебя хватило на это сил и желания – времена не те: взяточников вяло, для галочки, но хватают. Так что рисковать, связываясь с непонятными москвичами, которые неизвестно откуда появились и мозолят глаза, никто не будет. Нас просто выдавят! Если не посадят. – Даша плюхнулась рядом с Василием и пристально посмотрела ему в глаза.

      Говорун, сжав губы и взглянув на жену с негодованием, вскочил и, выпалив:

      – Нам не о чем больше разговаривать! – вышел, демонстративно хлопнув дверью.

      Даша поправила панно на стене: вечно этот букет в рамке съезжал вбок, когда Вася входил или выходил. Поколебавшись с минуту, Орлик взяла со стола мобильный телефон и решительно вызвала абонента «Шатова Юлия».

      Степан Никитич Бултыхов сидел на лавочке около здания местной больницы. Он вновь увязался сопровождать Зулю, навещавшую ежедневно возлюбленного. Абашева грубо высмеивала прекраснодушную опеку «дохтура», и Бултыхов злился на себя, «старого больного дурака», вздумавшего воспылать романтическим чувством к роковой красотке. Наконец она выбежала из корпуса: с несчастным, искаженным лицом, в слезах, и, не замечая подполковника, ринулась к воротам. Бултыхов поплелся за ней, но догнать, конечно, не смог. «Да провались все пропадом! Завтра разрешат уехать – и ко всем чертям! Домой! Хотя дело стоило бы довести до конца. Во всяком случае, призвать кое-кого к ответу. Ну да ладно. Совпадения в жизни случаются. И не такие…» – Степан Никитич тщетно пытался унять нарастающие тревогу и недоумение.

      Не отличающийся ни темпераментом, ни оригинальностью Бултыхов вел пресную, а для Зули, возможно, и мучительно скучную жизнь вдовца-пенсионера. Газеты, прогулки до магазина через парк, книги и телевизор по вечерам. Раз в году поездка к морю или в санаторий. Впрочем, и этого скоро не будет. Скоро не будет ничего. Степан Никитич поморщился от боли, сдавливающей голову обручем: огненным, впивающимся все сильнее, жалящим. Вроде только отбился утром. Странно. Он положил под язык таблетку. Но приступ тошноты заставил дернуться Бултыхова к кустам.

      Зуля, промчавшись мимо остановки маршрутки, побежала к лесу. Она смутно представляла, как можно сократить путь к отелю через чащобу, но, оглушенная, раздавленная происшедшим в больнице, не задумывалась над такой мелочью, как дорога к временному пристанищу. Вся жизнь катилась под откос!

      В палату Абашеву не пустила медсестра, заявив, что «настоящая жена, приехавшая к Кудышкину, вряд ли захочет видеться с курортной любовницей». Эта очковая кобра в зеленом колпаке, ущербная инфузория! Так и сказала – курортной любовницей. Зуля стала звонить Эдику, но ее вызовы он сбрасывал. Впрочем, вскоре к задохнувшейся от гнева Абашевой из палаты вышла, вернее, выплыла, рослая горделивая тетка со стильно зализанными волосами, ухоженным остреньким лицом и с полуулыбкой