Волшебная палочка. Ален Грин

иронично отметил он, – с твоими полётами во сне и наяву это не удивительно.

      – С какими ещё полётами? – предвкушая очередное открытие, я невольно отступила: Кириллу удавалось удивить меня.

      – Мысленными, – он возвёл глаза к небу.

      – Нет у меня никаких полётов! – я с силой сжала кулаки и подалась вперёд.

      – Конечно, нет! Только временами из реальности выпадаешь.

      – Выпадаю из реальности? – машинально повторила я, чтобы лучше осознать услышанное.

      – Помнишь, вчера ты сидела в коридоре и ждала Софью Михайловну? Сидела, сидела и выпала: взгляд стал стеклянным, а губы зашевелились, словно ты читала заклинания. Катя Громова сказала, что фокус покажет. Она встала напротив и помахала у тебя перед глазами рукой – ты даже глазом не моргнула. Она взяла у тебя из рук книги – никакой реакции, назвала тебя «долбанутым гением» и добавила, что сегодня ты об этом и не вспомнишь, – он улыбнулся. – Она оказалась права.

      – Зачем ты это мне рассказываешь?

      – Чтобы ты научилась контролировать свои творческие выпадения, – пояснил он.

      – Зачем? – я не верила в добрые намерения людей, потому пыталась докопаться до истины.

      – Глупо выглядишь со стороны, а я не хочу, чтобы над тобой смеялись.

      – Спасибо, конечно, но мне всё равно.

      – Всё равно сейчас, а потом?

      – Потом – будет потом, – отрезала я.

      Я развернулась и ушла, так как сочла разговор оконченным. В тот вечер, несмотря на неприятную беседу, я была счастлива, услышав от самого красивого мальчика в школе, что нравлюсь ему. Эта часть диалога льстила мне, и я смаковала её, воспроизводя в памяти вновь и вновь. О другой части разговора я забыла. Какая разница, как меня называют? Сути дела это не меняло. Даже если бы меня называли коровой, я бы ей не стала. Сделав подобный вывод, я забыла неприятную часть беседы. Это был мой промах, моя ошибка, за которую впоследствии я дорого заплатила.

      С Кириллом мы постепенно сблизились: вместе ходили в музыкальную школу, возвращались домой, встречались и слушали музыку, играли на фортепиано. Временами мы так увлекались, что наша игра перерастала в поединки, в соревнования; временами нам хотелось всех изумить, и мы музицировали в четыре руки. Когда мы говорили о музыке, создавалось ощущение, что мы понимаем друг друга с полуслова: не успевал Кирилл высказать мысль, как я уже знала, что он этим хотел сказать. Когда говорила я, он утвердительно кивал в ответ. Эта согласованность не была наигранной. Я знала это, чувствовала.

      Видя нашу слаженность в работе, ребята в школе стали дразнить нас чокнутой парочкой. С одной стороны, меня это злило, потому что в глазах ребят отражались зависть и ехидство, с другой, радовало, потому что Кирилл всё больше и больше нравился мне. Я надеялась, что рано или поздно мы на самом деле станем парочкой. Когда я украдкой проговаривала слово «нравится», то испытывала блаженство. На снегу и на запотевших окнах, пока никто не видел, я рисовала цветы, которые распускались в моём сердце. Кирилл, как все мальчишки, на подобные провокации реагировал сухо и сдержанно. Он