Бросок наудачу. Бэт Риклз

к теме, – говорит папа, указывая на меня вилкой, – что там насчет вечеринки?

      – Она будет на пляже. Похоже, просто соберется толпа школьников. Дуайт сказал, что все начнется около восьми.

      Родители обмениваются короткими взглядами, а потом папа строго говорит мне:

      – Никакой выпивки, Мэдисон, ты меня слышишь? Мы не хотим, чтобы ты пошла на вечеринку и натворила глупостей. Ты не знаешь этих людей, и мне плевать, что они все пьют, а ты – нет.

      Я почти уже готова возразить, просто из принципа. Но правда в том, что я слишком воодушевлена этой вечеринкой – настоящей вечеринкой! – чтобы спорить. Поэтому просто киваю, улыбаюсь и говорю:

      – Да, конечно. Я все поняла.

      Папа тоже кивает и бросает на меня строгий предупреждающий взгляд.

      – Хорошо. И можешь вернуться домой к половине двенадцатого.

      – А что, если больше никто не уйдет? Что, если вечеринка закончится в полночь или в час? – «Не хочу показаться всем неудачницей», – добавляю я про себя.

      – Ты можешь вернуться домой к половине двенадцатого, Мэдисон, – говорит мне мама. – Как папа и сказал, ты не знаешь этих людей, и мы не хотим, чтобы ты оставалась с ними до завтрашнего утра.

      – Ладно, – ворчу я, но не слишком воинственно. Комендантский час в половину двенадцатого – это лучше, чем вообще остаться дома.

      Еще минуту или около того мы едим в тишине, а затем мама говорит:

      – Мэдисон, ну-ка посмотри на меня.

      Что я и делаю. И ее столовые приборы со стуком падают на тарелку, едва не вываливая пасту на стол.

      – Что, черт возьми, ты сделала со своим лицом?

      Я не сразу понимаю, о чем речь. Прикусываю губу и чувствую, как сердце уходит в пятки.

      – Мы поручили тебе пойти и купить мобильный телефон, а ты пришла домой с… с этим?! – кричит мама. Ее лицо краснеет от гнева. Мама редко злится. Она из тех славных воспитателей детского сада, которые обожают детей. Мы с Дженной всегда знали, что, если уж мама разозлилась, нам придется тяжко.

      Однажды Дженна разбила старинную вазу, которую мама унаследовала после смерти бабушки. Это вышло совершенно случайно: Дженна споткнулась и врезалась в стол. Но мама так разозлилась, что наказала Дженну на целую неделю.

      Поэтому прямо сейчас мне хочется провалиться под землю, и я уже жалею, что сделала пирсинг.

      – Это всего лишь пирсинг, – бормочу я в свою защиту. – Это же не татуировка…

      – Что? – кричит папа, скорее потрясенный, чем рассерженный. – Зачем?

      – Да, Мэдисон, – кипит от гнева мама. Если бы взгляды могли убивать… – Не хочешь ли объяснить нам, зачем ты так изуродовала свое лицо?

      – Не знаю, – бормочу я. От запаха пасты, который показался восхитительным, когда я вошла в дом, внезапно начинает тошнить. – Я просто хотела… Я подумала, что это будет выглядеть круто…

      – Ах, Мэдисон, какая же ты глупышка! – произносит мама, и в этот момент весь гнев, кажется, уходит из нее. Она больше не злится, скорее расстроена. Даже сочувствует. Она обмякла в кресле, как тряпичная кукла, словно лишь злость на меня помогала