…жив?. Братья Швальнеры

дело – по горячим следам, или в день кончины, или максимум месяц спустя об этом говорить надо. Через полгода уже никто и не вспомнит, и пролетим мы по кассе с нашим фильмом как фанера над Парижем. Ты же не первый год в киноиндустрии работаешь – знаешь, что дорога ложка к обеду…– разъяснил уже с позиции финансов продюсер, которому перспектива потерять потраченные в большом объеме деньги никак не улыбалась.

      –В том-то и дело, что знаю. И еще знаю, что этот твой дурак Ефремов со своим процессом и ежедневными обзорами на эту тему вышибает нас с нашим фильмом из информационной повестки, тоже не добавляя кассовых сборов будущему прокату! – рявкнул неожиданно вдруг Учитель, заставив кальянную трубку вылететь изо рта своего собеседника. – Все знаю. А сделать ничего не могу. Родня уперлась рогом, и баста. Подумать только – 35 лет назад, когда я с Цоем вместе в его кочегарке снимал первичку для фильма «Рок», никто и подумать не мог, что на горло фильму встанет годовалый сын исполнителя главной роли. Ангел ведь был, не ребенок. А ты посмотри, какая… выросла. И всем денег подавай. Это он в мамашу, такая же была выжига.

      –А формально-то что не нравится? Ну не стали же они писать Путину про свою зоологическую жадность?

      –Нет, конечно. Формально им якобы не нравится любовная линия между водителем автобуса Фибиксом и следовательшей этой из Латвии. Казалось бы, их-то она и не касается, а поди ж ты! Ну разве я виноват, что так оно и было?! Что ж мне, врать теперь?

      –А какие еще претензии? Может, можно как-то подрехтовать, чтобы сгладить острые углы? – робко забормотал продюсер, мысленно уже простившийся с баснословной семизначной цифрой в долларах, что на глазах уплывала из его бюджета.

      –Да как?! Уж и дисклеймер дал о том, что все вымышлено от начала до конца, и все не слава Богу. Им и образ Марьяны не нравится, царствие ей небесное. И то, что они – как в фильме показано – с новым мужем ее, с Рикошетом, за Витиным телом в Латвию приехали и всю обратную дорогу в автобусе этом пили и зажимались по углам. И то, что Разлогова – опять же чистая правда! – быстро поняв, что замуж за него выскочить не успела, и в будущем никаких авторских отчислений не увидит, как своих ушей, в первые же минуты после смерти охладела к Цою, махнула на тело и скарб его рукой, и стала отчаянно налаживать личную жизнь с другим. Короче, все сюжетные линии, созданные руками Бога и Цоя, им не нравятся.

      –Не понимаю только, как эти линии впрямую Цоя касаются? Его-то имя, собственно, где опорочено?

      –Да его-то имя нигде. Вот только демонстрация этой неприглядной, хоть и не влияющей на образ святого, в общем-то, правды, сформирует к родне ряд вопросов, первый из которых: а так ли все это? И, если вдруг выяснится, что так, – а, рано или поздно, это выяснится, – то следом за этой, вроде бы незначительной, потянется и другая правда, куда более масштабная. А, если уж она вскроется, то тут и доброе имя, и образ святого, и авторские отчисления вместе с посмертной популярностью – все под ударом окажется.

      Разъяснение Учителя звучало