Храбрые славны вовеки!. Сборник

сокол долетал, тот первую песнь пел:

      Старому ли Ярославу, храброму ли Мстиславу,

      Сразившему Редедю перед полками касожскими,

      Красному ли Роману Святославичу.

      Боян же, братия, не десять соколов на стадо лебедей пускал,

      Он вещие персты свои на живые струны вскладывал,

      И сами они славу князьям рокотали.

      Начнем же, братия, повесть сию

      От старого Владимира до нынешнего Игоря.

      Натянул он ум свой крепостию,

      Изострил он мужеством сердце,

      Ратным духом исполнился

      И навел храбрые полки свои

      На землю Половецкую за землю Русскую.

      Тогда Игорь воззрел на светлое солнце,

      Увидел он воинов своих, тьмою от него прикрытых,

      И рек Игорь дружине своей:

      «Братия и дружина!

      Лучше нам быть порубленным, чем даться в полон.

      Сядем же, други, на борзых коней

      Да посмотрим синего Дона».

      Вспала князю на ум охота,

      Знаменье заступило ему желание

      Отведать Дона великого.

      «Хочу, – он рек, – преломить копье

      Конец поля Половецкого с вами, люди русские!

      Хочу положить свою голову

      Или испить шеломом Дона».

      О Боян, соловей старого времени!

      Как бы воспел ты битвы сии,

      Скача соловьем по мысленну древу,

      Взлетая умом под облаки,

      Свивая все славы сего времени,

      Рыща тропою Трояновой через поля на горы!

      Тебе бы песнь гласить Игорю, того Олега внуку!

      Не буря соколов занесла чрез поля широкие —

      Галки стадами бегут к Дону великому!

      Тебе бы петь, вещий Боян, внук Велесов!

      Ржут кони за Сулою,

      Звенит слава в Киеве,

      Трубы трубят в Новеграде,

      Стоят знамена в Путивле,

      Игорь ждет милого брата Всеволода…

      Михаил Васильевич Ломоносов

      (1711–1765)

      Ода блаженныя памяти государыне Императрице Анне Иоанновне на победу над турками и татарами и на взятие Хотина 1739 года*

      Восторг внезапный ум пленил,

      Ведет на верьх горы высокой,

      Где ветр в лесах шуметь забыл;

      В долине тишина глубокой.

      Внимая нечто, ключ молчит,

      Которой завсегда журчит

      И с шумом вниз с холмов стремится.

      Лавровы вьются там венцы,

      Там слух спешит во все концы;

      Далече дым в полях курится.

      Не Пинд ли под ногами зрю?

      Я слышу чистых сестр музы́ку!

      Пермесским жаром я горю,

      Теку поспешно к оных лику.

      Врачебной дали мне воды:

      Испей и все забудь труды;

      Умой росой Кастальской очи,

      Чрез степь и горы взор простри

      И дух свой к тем странам впери,

      Где всходит день по темной ночи.

      Корабль как ярых волн среди,

      Которые хотят покрыти,

      Бежит, срывая с них верьхи,

      Претит с пути себя склонити;

      Седая пена вкруг шумит,

      В