Провидение. Кэролайн Кепнес

сходила в ванную посмотреть, что нового в аквапарке.

      Как нормальная семья, мы сидим за столом на свежем воздухе, и в какой-то момент Девин перехватывает мой взгляд.

      – Мне жаль, что с твоим другом такое случилось.

      Я смотрю на Рози, и она пожимает плечами.

      – В твоем возрасте делать тату незаконно, вот мне и пришлось объяснить, в чем дело.

      Мы едим вегетарианские бургеры и киноа[10], говорим о Джоне, вспоминаем другие печальные истории о пропавших и похищенных детях, черном рынке, героине, всяких темных вещах в мире и предлагаем свои варианты событий.

      Рози говорит, что ее тронуло мое искусство. Вот так мы и подружились. Смотрю на мою пустую тарелку и чувствую, что меня тошнит. В голове только одна мысль: «Я не твоя подруга. Я ничья подруга».

      – О’кей. – Девин поднимается. – Рози, думаю, тебе лучше подождать здесь. Готова, Хлоя?

      Поверить не могу, что собираюсь это сделать. Поверить не могу, что я, та, какая есть, иду за татуировщиком Девином по дому, которого не знаю.

      Все свои инструменты Девин держит в арт-студии Рози. Обещает не говорить глупости, вроде расслабься и дыши. Говорит, это мой шанс спросить о чем угодно, задать любой вопрос.

      – Думаете, Джон мертв? – вырывается у меня.

      Девин садится на стул. Сколько ему – двадцать пять или сорок пять, – определить невозможно. Борода сбивает с толку.

      – Дело в том, – продолжаю я, – что если он не мертв – а я на самом деле не думаю, что он мертв, – то я не хочу, чтобы это выглядело как «покойся-с-миром». Понимаете?

      – Понимаю. Но тату, в общем-то, делается для тебя. Мы можем поместить его не на виду, уменьшить или увеличить. Кроме тебя, это никого не касается.

      Чувствую, что краснею. Чувствую себя такой мелкой. Глупой. Никогда раньше не думала о тату как о чем-то для себя.

      Девин закрывает свою книжку со шрифтами. Говорит, в том, чтобы отступить, нет ничего плохого, а Рози мы скажем, что это его решение.

      – Спасибо, – благодарю я. – Вы – симпатичный человек.

      Он смеется, обнимает меня и говорит, что не надо верить каждому, кто доказывает, будто потом будет лучше.

      – Лови волну. Не жди. Не бойся. Просто лови.

      Рози не дура. Понимает, что я струсила.

      – Если бы сюда вошел сам Бог и сказал, что ты можешь променять меня на Джона, ты бы променяла?

      – Что за глупость.

      Я ушла от ответа, и это уже ответ, так что я нисколько не удивилась, когда в понедельник она не села со мной. Нет, она не игнорирует меня, ничего такого. Здоровается, мы обмениваемся шуточками насчет этих дурацких футболок «Уотер уиз», в которых все пришли сегодня, но мы обе знаем, что больше не подруги. Это то, что ты чувствуешь, то, что мне уже знакомо, что я знаю, когда вижу в коридоре Марлену и Ноэль и понимаю, что теперь они – две лучшие подруги. Две вместо трех.

      Ночью мне приходит в голову, что у меня нет теперь друзей. Нет друзей, кроме Джона. А у Джона всегда был один друг. У него всегда была я.

      Беру книгу, которую он читал, когда исчез, книгу о зефирном креме,

10

Зерновая культура из Южной Америки.