История одной любви. Раненый поэт

набекрень,

      С женщиной мне все-таки полегче.

      Я могу влюбляться по ночам,

      И могу влюбляться ранним утром.

      Мне неважно, главное – начать,

      Пусть искра горит всего минуту.

      Я могу влюбляться просто так,

      Робко или смело прыгать в омут.

      А могу влюбляться как дурак

      Или же влюбляться как ребенок.

      За свою короткую судьбу

      Даже в снах влюбляться приходилось.

      Только это сон, а наяву

      Я любил немногих, правда, сильно.

09.09.2015

      Сон

      Мало лет прошагал, но попал я на столик хирурга.

      Знают все, что умрут, но хотелось бы, чтоб как герой.

      Я заснул в ДТП, а очнулся от холода вспурга

      Или холода морга. Не знаю. Все было впервой.

      Я очнулся, пошёл почему-то глухим коридором.

      Мне слепило глаза (точно помню). Все было светло.

      Кто-то там хохотал, кто-то там заливал себя ромом,

      Кто-то ногу сдавил мне, и, мне показалось, назло.

      Очень много людей сквозь парадную двигались строем.

      Я не стал торопиться, решил табачку закурить.

      Поболтали мы с греком, который когда-то брал Трою.

      «Тыщу лет здесь стою – уж давно бы могли пропустить».

      А потом я зашёл в кабинет и увидел ханыгу.

      Он сидел и мешал медной ложкой заваренный чай.

      А услышав меня, поднял взгляд, саркастически хмыкнув,

      Забубнил про себя что-то в такт будто бы невзначай.

      «Говорите смелей про грехи про свои, про пороки.

      Мне же нужно вам как-то уже выносить приговор».

      Я собрал свою волю в кулак в кратчайшие сроки,

      Понял я, что к чему, и спокойно завел разговор.

      Я вещал про себя, про друзей, про порочные годы,

      Что был честен со всеми, хотя иногда и играл,

      Что я вырос таким какой есть, что особой породы

      И себе никогда и ни в чем не фальшивил, не лгал.

      Что когда я любил, то до крика, до срыва аорты.

      И, когда я буянил, срывались все двери с петель.

      А когда напивался, то помнил и Бога, и черта,

      Вспоминал, кстати, их и когда покидал меня хмель.

      Но не жаден я был, не завистлив, хоть были проступки,

      За которые я по сей день очень много стерпел.

      Он в меня посмотрел, и его взял находчивый ступор:

      «Ты совсем не такой, кого в ад направляют теперь».

      Громко выдохнул он, рассказал про жену, про работу,

      Как апостол блудил, а архангел пошел на разбой.

      «Я-то думал у вас по-другому, небесное что-то,

      А теперь не понять, кто же грешник, а кто же святой».

      И сидели мы с ним очень долго: смеялись, болтали.

      Он достал самогон. Ох, божественный тот самогон.

      А когда на дрожжах выползал я в забитый парадный,

      Крикнул кто-то мне что-то, и взглядом увидел я ствол…

      Я очнулся в поту между адом и, может быть, раем,

      Отдавало противное чувство немного в живот.

      Я вернулся не зря, я уверен, и точно