НикитА. Виктор Улин

конечно, в таких условиях доброты во мне не могло развиться даже грамма.

      К одноклассникам – равно как и к товарищам на стороне – я относилась спокойно, без ненависти и фанатизма.

      Я смирилась, что должна пережить начало своей жизни так, как меня к этому присудили.

      А дальше я должна была сделать себя сама.

      Неизвестно как, но устроить жизнь совершенно иначе, чем родители.

      Я не сомневалась, что это получится.

      Должно было получиться.

      Многие девчонки моего возраста торговали своим телом.

      Я сама думала, что лучше быть проституткой, чем жить в нищете при гулящей маме.

      Но знакомые говорили, что проституция не приносит реального дохода, поскольку в этой стране женщин больше, чем мужчин, и действует не спрос, а выбор.

      Поэтому я решила, что пойду иным путем.

      Я знала, что не остановлюсь не перед чем и перешагну через кого угодно ради своих целей, даром что их еще не определила.

      С определенного возраста я стала проклинать весь белый свет за то, что мне с моими способностями и внешностью выпало родиться в моей семье.

      Таким отбросам, как мои родители, следовало запретить иметь детей, чтобы они не умножали число нищих и несчастных.

      Я верила в себя и только в себя, но перемены к лучшему прятались где-то впереди.

      А пока я жила с мамой.

      Точнее, существовала рядом с ней в отдельной квартире, состоящей из единственной комнаты на первом этаже двухэтажного строения – старого «засыпного» полубарака.

      Комната была большой, двухоконной, площадь ее составляла метров сорок, если не пятьдесят. Таких жилых помещений я больше не встречала.

      Кажется, наш дом был единственным во всем городе: построенным непонятно когда и непонятно кем и изначально имевшим гораздо больше внутренних перегородок.

      Каким образом нам досталась эта квартира, я понятия не имела, но мама изредка упоминала дедушку с ее стороны. И вроде бы все это досталось от него – равно как и мой ум, который не мог перейти ни от нее, ни от отца, поскольку оба родителя были одинаково безмозглыми.

      Что ко мне перешло от отца, я не знаю; возможно, он все-таки действительно убил собутыльника и НикитОй я себя чувствовала не зря.

      А красоту мне дала мама; в ней не было вообще ничего, кроме красоты.

      Как я поняла с определенных пор, мама вообще могла стать актрисой. Правда, не глубокой, типа Скарлетт Йоханссон, а пустышкой вроде крашеной дуры Монро.

      Но мама была столь глупа, что не стала даже актрисой.

      Моя красота отличалась о маминой.

      Мама напоминала хорошо напомаженную, отбеленную и обработанную миндальным пилингом куклу в ровненьких кудряшках.

      А меня один из партнеров однажды назвал мрачной и почти трагической, хотя черты были теми же самыми.

      Разумеется, мама ни о чем таком не задумывалась.

      Свою красоту она использовала простейшим образом.

      То есть, будучи женщиной здоровой и почти молодой – поскольку меня родила в девятнадцать лет, то есть находилась