Музыка тел, живопись хаки. Кай Арбеков

сжаться в комок.

      – Французики, – надменно произнёс командир. – Они убегали, и им стреляли в спину. Похоже, только немцы чего-то стоят на поле боя.

      – Так точно, – не к месту вставила Амандина, но её замечание теперь не вызвало даже улыбки.

      – Скажи-ка мне, милая, – совершенно серьезно спросил командир, перестав кривляться, – ты же не держишь на меня зла? Не сердишься?

      – Нет, господин оберштурм… унтерфюрер.

      – Как они умеют лгать, черт возьми! – командир театрально вскинул руками и выпучил глаза, оглядывая комнату, будто вокруг него находились зрители.

      Несколько секунд только выстрелы печатной машинки раздавались в комнате. Командир тщетно пытался поймать взгляд девушки: она упёрлась в носки, разглядывая потрескавшуюся грязь на ботинках.

      – Герр обершарфюрер, успокойте её, – приказал он раздраженно, казалось, потеряв всякий интерес, и одним махом решив судьбу француженки.

      Краем глаза Амандина увидела, как затряслась при этих словах её знакомая, поняв, что наступает её очередь, как задрожали её полные губы. Сама Амандина не ощущала никакого ужаса, не испытывая ни страха, ни злобы, ни каких-либо еще эмоций. Совершенно ничего. Она плохо соображала, что происходит. Происходящее слишком походило на сон. Смерть выглядела совершенно невозможной штуковиной. Помощник командира поднялся со своего стула и схватил Амандину за локоть, подталкивая к выходу. Командующий взводом уже перешел к допросу другой девушки. Злобно оскалился голый череп на скрещенных костях на кокарде его фуражки.

      – Кто ты?.. Откуда?.. Кто твои родители?.. – до Амандины еще долетали вопросы, но не ответы: другая девушка что-то бормотала себе под нос, неотчётливо…

      «Он пират, флибустьер», – почему-то подумала Амандина, когда обершарфюрер вывел её из сарая.

      С другой стороны бревенчатого строения среди высокой высохшей травы вытянулась грязная тропинка, по которой они и шагали. Впереди стелилось только чистое поле, незаметно переходившее на горизонте в пасмурное небо. Слева приближалось еще одно неуклюжее строение, служившее хранилищем сена. Пейзаж оживляли лишь холмики стогов да частокол леса на горизонте. Пахло сырой землёй, сырым туманом и гнилыми картофельными клубнями. Палач велел ей двигаться вперёд, к ближайшему стогу сена. Ноги у неё внезапно ослабли, стали заплетаться. Она отчетливо представила себе, как младший офицер достает пистолет, как прицеливается и стреляет ей в затылок, как она сама вдруг повалится в грязь, рефлекторно дрыгая кончиками пальцев, словно обезглавленное животное ножками…

      Пройдя чуть дальше, она увидела, что за ближним стогом была вырыта яма, на дне которой уже валялись несколько мертвых тел: жители деревни, бывшие евреями, подозреваемые в связях с партизанами или просто подвернувшиеся под руку. Они лежали тут уже два дня. У края ямы замерло ведро с известкой, рядом воткнута штыковая лопата. В воздухе висела влага, он весь был как будто пропитан мельчайшими водяными частицами, и из ведра поднимался едва заметный серый дымок. Амбар, где господин