Я – Васька из Кокошино. Иван Федорович Панюхин

поражён буквально всем – её внутренним объёмом, оформлением, планировкой, красками, неторопливостью, строгостью и молчаливостью людей. Посетителей было немного, в основном старушки. Один только подслеповатый старичок, в затёртом военном кителе. Он как-то озадаченно глядел по сторонам и мял в руках старый картуз. Дядя Серёжа пошёл договариваться на счёт отпевания бабушки, а я остался разглядывать картины на стенах. Пробовал читать всякие надписи-подписи, но не все слова получалось прочесть и не всё было понятно. А там, в глубине церкви вдоль стен какие-то большие шкафы с иконами, как красиво оформленные киоски. Ну конечно, всё разглядеть и осмыслить я не успел. Мне только запомнилось, что всюду преобладает жёлтый и коричневый цвет.

      Дядя Серёжа появился в дверях какой-то комнатки у входных дверей. За ним из комнатки вышел поп. Тот самый, что нас допрашивал на покосе, когда мы из-под земли вылезли. Они на ходу о чём-то переговаривались. Я пошёл в их сторону. Поп первым меня увидел и пошёл навстречу. Он смотрел на меня как старый друг. «А, Василий, и ты здесь?» Я ничего не ответил, вплотную подойдя к дяде Серёже. Поп погладил меня по голове. «Ну как, тепло в обнимку с медведем спать?» Я не понял, шутит он или всерьёз спрашивает, потому продолжал молчать, глядя ему в глаза. «На острове, говоришь, с медведем-то оказались?» – «Да», – ответил я. Поп снова погладил меня по голове и сказал дяде Серёже: «Звери умеют уважать друг друга, когда у них беда общая». Потом он опять обратился ко мне: «А корреспондента-то ты как провёл?» – «Очень просто, – говорю. – Он глядел туда, а я вынырнул вон там, – показал я руками. – Я потом оделся потихоньку и ушёл, а он не догадался оглянуться». – «Молодец!» Поп опять погладил меня по голове. Я улыбнулся и слегка повернул голову вправо. Поп убрал руку. «Он дядю Васю привёз с бреднем, – продолжил я. – По дну шарили, а не догадались, раз белья моего на берегу нет, значит я домой ушёл». – «Вот в этом, Василий, ты действительно феномен – умней взрослого оказался».

      Поп поглядел на дядю Серёжу, восхищённо качая головой. Дядя Серёжа слушал с гордым видом, словно речь шла о сыне или его ученике.

      «Ну, а из огня-то как ты живым вышел?» – «Ну как, – говорю. – Я в погребе спасался». – «В погребе? А что же ты помощи не попросил, когда пожар потушили и люди тебя искать стали». – «Испугался я. Думал меня пороть будут за то, что избу спалил».

      Поп неопределённо качал головой, обдумывая следующий вопрос. Опередив его, я добавил: «Угорел я там. Тошнило меня и сил не было». Поп снова погладил меня по голове. «Ну, а сейчас как себя чувствуешь?» Я пожал плечами: «Нормально». Поп снова меня погладил. Видно у него привычка такая, гладить всех, кто меньше его ростом. «Ну ладно, граждане. У меня дела». И он ушёл в глубину церковных нагромождений. Дядя Серёжа взял меня за руку и сказал: «А ведь я, Васька, тоже первый раз в церкви. Давай знакомиться». И он стал разглядывать церковное оформление. Долго и молча разглядывал, потом сказал: «А знаешь, Васька, какие мысли ко мне приходят?» – «Какие?» –