Шетти. Олеся Литвинова

ей всю отчётность… Каждого писаку… Дебильные эти собра…

      – Келли. – Я выдыхаю и сжимаю ей руку. – Меня пока только на ковёр вызывают. Не реви. Туш…

      – Тушь. – Она молчит и вдруг впивается французскими ногтями в мою руку. – Но «новости»! Утром!

      – Или вечером, какая разница, – отвечаю я. – Перестань. Вдруг что-то хорошее.

      Маленькое и суетное существо всегда переживает за меня, как никто другой. И, хотя я знаю, что Келли совершенно так же переживала бы и за раздавленного дождевого червяка, я от души благодарен и не хочу, чтобы эта оранжевая тревога, заметно растущая у меня в душе, передалась и ей.

      – Нет, это вы перестаньте. У меня нет сил столько, чтобы… чтобы так огорчаться из-за вас всех!

      – А из-за кого ещё ты огорчаешься?

      Она медлит и отходит.

      – Вы вот, сэр, вы знаете, что я очень эмоциональная, и стоите, и только смеётесь надо мной. Нет… Идите к Стоукс. Вот выгонит она вас, не знаю, за что, конечно, но выгонит – и даже глазом не моргну, не замечу.

      – Ну извини, не сердись.

      – Идите. Я тут подожду.

      Келли немножко хмурится и складывает руки на груди. Я задумчиво кладу мобильник в карман брюк и шагаю к лифту.

      – Идите, идите.

      Мне кажется, что, уходя, я слышу за спиной ещё один нерешительный всхлип.

      Келли права: новости? Что нового может мне сказать суровая миссис Стоукс?

      Мы с Линдой знакомы вот уж девятый год: она покровительствовала мне с самого выпуска по рекомендации одного хорошего человека, которому ещё в колледже я понравился тем, что умел прекращать бухать, чтобы вовремя приняться за работу. Хорошим человеком был профессор Уэбб, и Стоукс ему доверилась, однако невзлюбила меня сразу же.

      С самого утра она важно водила новоприбывшего меня по отделам редакции и говорила: эти отвечают за это, эти – за то. Я молчком ходил следом, сжимая в руках тусклый планшет с бумагами, и делал вид, что усиленно запоминаю. Сам же внимательно следил за краешками бесчисленных серых и чёрных юбок. Виновные в спермотоксикозе – неумелое поступление, увлечение курсом, мистер Уэбб, защита раз, магистратура, защита два, семинар номер восемьдесят четыре, выпуск. Единственная задница, тогда мне доступная и по времени, и по деньгам, была моя собственная – утонувшая в курсовых и костлявая от бессонницы. Популярное издательство «Джордан» оказалось рассадником стройных колен – и я позволил себе увлечься.

      Конечно, ненадолго: педантку Стоукс жутко взбесило моё поведение. Спустя пару месяцев кто-то донёс ей на меня: мол, Скофилд имеет четверть бухгалтерии и половину пиарщиц; к тогдашнему сожалению, это была ложь, но Линда, меня не любившая, поверила. Два месяца – и мой первый вызов на ковёр.

      Ты себе что позволяешь?

      Ты хоть…

      Скофилд, предупреждаю…

      Уэбб – мой друг, но если ты…

      Понял?

      Конечно!

      Больше злой, чем пристыженный, выходя от миссис Стоукс в тот день, я твёрдо решил как следует приняться за работу; и принялся. Работал честно и добросовестно, не забывая вести последовательную отчётность обо всем, чему учился и что замечал. Через месяц