Собрание сочинений. В 3-х т. Т. 3. И. В. Киреевский

так ясно.

      Обнимаю тебя еще раз.

      64. Оптинскому старцу Макарию

28 марта 1847 года

      <…> Теперь немножко беспокоит нас состояние здоровья Натальи Петровны, которая чувствует себя не совсем хорошо. Она с самого приезда в Москву все как-то не поправляется, но, напротив, худеет и расстроивается. Молитвы Ваши Господь услышит. Прошу Вас передать мои поздравления отцу игумену и просить его святых молитв о нас, много его уважающих. Прошу Вас также взять на себя труд поздравить от меня почтенного старца иеромонаха А[309]. С искренним почтением и беспредельною преданностию имею счастие быть Вашим духовным сыном и покорным слугою.

      И. Киреевский

      65. Оптинскому старцу Макарию

23 марта 1848 года

      <…> Благодарю Вас, почтеннейший и многоуважаемый батюшка, за Вашу благосклонную память обо мне и за книгу, присланную мне в день моего рождения. Благословение Ваше при начале моего нового года принял я за счастливое будущее. Но известие о Вашем нездоровье много огорчило нас, и мы просим Вас сделать нам одолжение: поручить окружающим Вас извещать нас на первой почте о ходе Вашей болезни и выздоровлении.

      С уважением и преданностью Ваш духовный сын И. Киреевский.

      66. М. П. Погодину

Март-апрель 1848 года

      <…> Ты пишешь ко мне, что не худо бы литераторам представить адрес императору о излишних и стеснительных действиях цензуры[310]. Сначала я оставил эту мысль без большого внимания как несбыточную. Потом, однако, когда я обдумал твой характер и что у тебя часто от первой мысли до дела бывает полшага, – тогда я испугался и за тебя, и за дело. Подумай: при теперешних бестолковых переворотах на Западе время ли подавать нам адресы о литературе? Конечно, цензурные стеснения вредны для просвещения и даже для правительства, потому что ослабляют умы без всякой причины, но все эти отношения ничего не значат в сравнении с текущими важными вопросами, которых правильного решения нам надобно желать от правительства. Не велика еще беда, если наша литература будет убита на два или три года. Она оживет опять. А между тем подавать просительные адресы в теперешнее время значило бы поставить правительство во враждебное или, по крайней мере, в недоверчивое отношение к литераторам, что гораздо хуже, потому что может повести к следствиям неправильным и вредным, правительство теперь не должно бояться никого из благомыслящих. Оно должно быть уверено, что в теперешнюю минуту мы все готовы жертвовать второстепенными интересами для того, чтобы только спасти Россию от смуты и бесполезной войны. Мы должны желать только того, чтобы правительство не вмешало нас в войну по какой-нибудь прихоти или дружбе к какому-нибудь шведскому или <неразб.> королю; чтобы оно не пошло давить наших словен вместе с немцами[311]; чтобы оно не возмутило народ ложными слухами о свободе[312] и не вводило бы никаких новых законов, покуда утишатся и объяснятся дела на Западе, чтобы, например, оно не делало инвентарей[313] к помещичьим имениям, что

309

Амвросий Оптинский, Александр Михайлович Гренков (1812–1891) – священнослужитель, иеросхимонах. – Сост.

310

Император Николай I усилил цензурные ограничения, которые коснулись всех литераторов и издателей. – Сост.

311

Император Николай I почитал своим долгом выполнение решений Венского конгресса 1814–1815 гг. и реализацию целей Священного союза. Иными словами, для России были незыблемы границы европейских государств, установленные после наполеоновских войн, и была неоспоримо обязательной помощь (в том числе и военная), оказываемая союзным правительствам в противодействии революционным движениям. – Сост.

312

В конце 1847 г. Николай I на встрече с депутацией дворянства Смоленской губернии высказался за отмену крепостного права. Началось общественное обсуждение этого вопроса. – Сост.

313

После описи владений помещиков строго регламентировались размеры и формы крестьянских повинностей. – Сост.