Собрание сочинений. В 3-х т. Т. 3. И. В. Киреевский

только теперь он дальше в океане. Если ваши глазки здоровы, только не иначе, то окончите мне остальные звездочки. Вместо Катона представьте какого-нибудь мученика в то время, когда ему говорят: пожри богам нашим! Можно вот как: он обнимает посреди стоящий крест, по бокам палачи, вдали народ и разведенные огни, над крестом звезда.

      29. Родным

5 августа 1830 года

      Поклонитесь Янишам и скажите им, что мы так часто думаем об них и особенно так любим вспоминать их пятницы[159], что им в честь и в воспоминание завели пятницы у себя, с тою только разницею, что вместо одной у нас их семь на неделе. Этот немецкий Witz[160] в русском переводе значит следующее: сегодня мы думаем ехать в Италию, завтра в Париж, послезавтра остаемся еще на некоторое время здесь, потом опять едем и т. д., и вот почему я не могу вам сказать ничего определенного об наших планах. Вероятнее другого, однако, то, что мы проведем осень в Северной Италии, а к ноябрю будем в Риме, где пробудем много ли, мало ли, Бог знает. Между тем я убедился, что для завтра нет наряда больше к лицу, как длинное густое покрывало, особливо когда от нас зависит его приподнять. Не знаю сказать почему, а очень весело беспрестанно делать другие планы и возвращаться к старым, как к таким знакомым, с которыми встретиться весело, а расстаться не грустно. Это похоже на езду в дилижансе, где вместо товарищей немцев с одной стороны сидит Швейцария, с другой madame Италия и спереди monsieur Париж. В этих дилижансах ездим мы обыкновенно за обедом и за вечерним кофеем, потому что остальное время почти все проводится либо в университете, либо за книгами и за итальянскими уроками. В университете теперь лекции скоро кончатся, и потому многие профессоры, чтобы успеть кончить свои лекции, вместо одного раза читают 2 раза в день, что отнимает у нас несколько часов от болтанья, ничегонеделанья и от других непринужденных занятий. Прибавьте к этому необходимость гулять под глубоким яхонтовым небом послеобеденные южные жары, а больше всего мою врожденную и благоприобретенную леность, составьте из всех тех, к кому я до сих пор не писал. Особенно постарайтесь оправдать меня перед милым Баратынским, Языковым и Погодиным. От первого я получил милое письмо, на которое, если успею, буду отвечать сегодня, если же не успею, то на днях, и пришлю письмо к вам…

      В Италии больше картин и статуй привлекает меня небо. Южное небо надобно видеть, чтобы понять и южную поэзию, и мифологию древних, и власть природы над человеком. Это небо говорит не воображению, как северное, как звезды, как буря; оно чувственно прекрасно, и нужно усилие, нужно напряжение, чтобы любоваться им. Здесь небо так близко (несмотря на то, что глубоко), так близко к человеку, что ему не нужно подыматься на пальцы, чтобы достать до него, между тем как на севере надобно взгромоздиться на целую лестницу оссиановских теней, чтобы небо сделалось ощутительным. Вы знаете, что я никогда не был энтузиастом природы, но на этот яхонт смотрю иногда, право, почти с таким же чувством, с каким смотрит на яхонт жид. Так и рвется из груди вздох Гете и Веневетинова

159

Речь идет о вечерах в доме профессора Карла Ивановича Яниша, организуемых для его дочери Каролины Карловны Яниш (1807–1893).

К. И. Яниш был широко образованным человеком. Медик по специальности, он преподавал физику и химию, занимался астрономией и живописью, отлично знал литературу. Под руководством отца Каролина Карловна получила прекрасное домашнее воспитание; знала четыре языка и в Москве слыла девицей, одарённой самыми разнообразными и самыми необыкновенными талантами. В 1825 г. она встретилась с польским поэтом Адамом Мицкевичем, высланным в Москву за причастность к национально-освободительному движению поляков против русского самодержавия. Молодые люди полюбили друг друга и собирались пожениться, но Яниши восстали против брака дочери с необеспеченным и политически неблагонадёжным поэтом. Много лет спустя, глубокой старухой, она писала сыну Мицкевича: «Воспоминание об этой любви и доселе является счастьем для меня». Только в 1836 г. К. К. Яниш вышла замуж за известного в своё время писателя Николая Филипповича Павлова (1803–1864) – человека легкомысленного, отчаянного игрока, спустившего с рук ее состояние.

В конце 1820-х годов К. К. Яниш сблизилась с московскими литературными кругами. Тогда же она и сама приступила к литературным занятиям – на первых порах в качестве переводчицы на немецкий и французский языки стихотворений Пушкина и других современных русских поэтов. Первые оригинальные стихи К. Яниш были также написаны по-немецки и по-французски. Немецкие переводы девицы Яниш были доставлены в рукописи Гёте, который одобрил их и прислал переводчице лестное письмо. В 1833 г. переводы эти были изданы в Германии. Несколько позже, в 1839 году, в Париже вышел сделанный К. Яниш французский перевод трагедии Шиллера «Жанна д’Арк». К тому времени она начала писать и русские стихи, пользовавшиеся успехом в московских литературных салонах. 1840-е гг. были временем наибольших успехов К. К. Яниш-Павловой и расцвета её поэтического дарования. Она писала много, деятельно участвовала в журналах и альманахах, выработала свою характерную поэтическую манеру, несколько холодноватую, но в высшей степени эффектную, овладела отточенным стихотворным мастерством. В 1848 году был издан роман К. К. Яниш-Павловой «Двойная жизнь», написанный стихами и прозой. К тому же времени относится ее небольшая поэма «Разговор в Трианоне», которую сама она считала лучшим своим произведением. – Сост.

160

Шутка (нем.). – Сост.