Каждый умирает в одиночку. Джеймс Хедли Чейз

я дружелюбно. Солнце сияло на двойном ряде хромированных пуговиц. Его перчатки из лакированной кожи отражали обрывки белых облаков. Его высокие сапоги сверкали, и я мог видеть часть своего лица в аккуратных квадратных мысах; очень светлый этот мальчик, яркий и неподдельный, подобно бриллианту за пять долларов.

      – Что там еще, приятель? – апатично произнес он.

      Его голос звучал как напильник, скребущий по железу.

      – Я сказал, я проеду или же я пойду? – повторил я.

      Он задумчиво жевал свой ремешок у фуражки, пока его глаза пробежались по мне.

      – Ты не сделаешь ни того, ни другого, – наконец сказал он, опираясь на стену так, словно прошедшая ночь была одной из длинных, а он все время был чрезвычайно занят. – Ты уезжай, приятель, ты и твое авто.

      – Не этим утром, – возразил я, помотав головой. – У меня есть небольшое дельце, надо обсудить его с твоим хозяином. Мое имя Маллой. Поскорее, сынок, донеси эту новость до него. Он охотно встретится со мной.

      Он снял одну из перчаток, расстегнул правый карман и вытянул из него соединенные воедино портсигар и зажигалку из золота. Он выбрал сигарету, закурил, убрал обратно портсигар с зажигалкой и затянулся, выдув дым через тонкие, узкие ноздри. Его бледные глаза смотрели отрешенно, на его тонких губах играла своего рода задумчивая улыбка.

      – Важное дело, – напирал я, словно не слышал его. – Передай своему хозяину, или это буду я, или же полиция – вот какое важное.

      Это заставило его на мгновение задуматься. Он постучал по сигарете ухоженным большим пальцем. Затем, словно не получив никакого удовольствия от этого нехитрого действия, он задумчиво постучал по земле мыском своего элегантного сапога. Но это тоже его не вдохновило.

      – Пожилой мужчина уехал около часа назад, – сообщил он наконец. – Не спрашивай, куда он уехал. Я не знаю. Возможно, он собрался в путешествие. Теперь будь хорошим парнем и исчезни. Я люблю немножко тишины по утрам.

      У меня не было причины ему не верить. По любому, я мог сказать, что ничего меньше танка и пулемета не смогло бы уговорить его открыть ворота. Я только потеряю время, споря с ним.

      Я забрался в машину и включил двигатель. Он посмотрел, как я развернулся, затем – как я отъехал, потом открыл одну из створок ворот, запер ее за собой и исчез в домике для охраны.

      Я проехал вдоль длинной стены поместья, достигнув угла, повернул, проехал несколько ярдов по дорожке, шедшей у стены так, чтобы машина была не видна со стороны главного хода, заглушил мотор и вышел.

      Стена была высотой в восемь ярдов. Вам не нужно было быть акробатом, чтобы перебраться через нее. Я подпрыгнул, перемахнул через забор в один прием и приземлился на мягкую, податливую почву клумбы.

      Время приближалось к девяти часам, и у меня не было ни единой надежды натолкнуться на Натали Серф. Но все же оглядеться вокруг стоило. Был шанс, что Анита осталась здесь; это очень хорошее место, чтобы спрятаться.

      Дорога до дома показалась мне очень длинной. Я не спешил и часто оглядывался. У меня не было