Доказательства сути. Анна Наумова

блеснули в вежливом отказе, а «Балтика» поднялась и со словами «Пойду, покурю», исчезла.

      Нике захотелось заплакать. Она считала себя неплохим человеком, легко идущим на незатейливое общение, и прямой пофигизм по отношению к себе воспринимала болезненно. Мысленно проворчав невразумительную гадость, Ника принялась есть яблоко, стараясь хрустеть им как можно тише.

      Поезд тронулся, Ника смотрела на ускользающий в прошлое город и переживала за Жама. Даже яблоко есть расхотелось. Гипоталамус опять разнылся, но она, стиснув зубы, сказала себе, что хватит всех этих сентиментальных соплей в духе Стефани Майер, и то, что впереди – это необходимый жизненный опыт. И, возможно, новый роман, который придется издателю по душе.

      «Балтика» вернулась с шестибаночной упаковкой «Велкопоповицкого козела», брякнула ее на стол и изрекла:

      – Давайте знакомиться, девочки. Наташа.

      – Ника.

      – Маргарита, – царственно блеснули стразы.

      – Я на верхней полке спать не могу, – деловито сообщила Наташа, добавляя к пиву некую сушеную рыбину из своей сумки в стиле кантри. – Почки больные, то и дело в туалет…

      – Я наверх тоже не полезу, – оторвалась от глянцевого мира Маргарита. – У меня слабый вестибулярный аппарат.

      Само собой, Нике пришлось заверить их в том, что она всю свою сознательную жизнь провела на верхних полках поездов дальнего следования. При том, что билет у нее был именно на нижнюю.

      – И пожалуйста, женщина, не чавкайте так своими яблоками, – деликатно потребовала Маргарита.

      – Я не чавкаю, – уязвилась было Ника, но «Караван» опять отправился в гламурные дали.

      Обидно, черт. Сунув чемодан под сиденье, Ника демонстративно достала книгу Мамлеева (это вам не биографии Алсу и Максим, сударыня, да-с!) и полезла наверх. При весе в девяносто с лишним это было актом беспримерного героизма, но она справилась. Кошмарно неудобно. В поездах она не ездила лет двадцать и успела отвыкнуть от этих дорожных прелестей. Да и Мамлеев своей метафизической мрачностью подливал масла в огонь. Зато она испытала язвительную радость, узрев со своих высот, как под прикрытием журнала гламурная Маргарита беззастенчиво ковыряет в носу наманикюренным пальцем.

      Заглянула слегка нетрезвая проводница, осведомилась насчет чая. Ника заказала, очень хотелось соблюсти чайно-дорожную церемонию, в которой обязательно фигурировали подстаканники. Слезла с полки (это труднее, чем наверх), села у окна, заглушая запах сушеной рыбы процессом созерцания летящих мимо пейзажей.

      – В поездах не чай, а помои, – авторитетно констатировала Маргарита. – Не понимаю, как это можно пить, да еще за такие бешеные деньги.

      Понятно, в чьи ворота гол. Плевать. Она порылась в сумке, извлекла свой фотоаппарат и стала примеряться снять заоконные картины природы. Получалось блекло и размыто.

      Проводница принесла чай, почему-то пахнувший кока-колой. Ника пила его маленькими глотками, стало жарко, по спине