Умоляй, ведьма. Часть 2. Сильвия Лайм

договор, привязав к себе сильнейшего колдуна.

      Хороший ход… для будущей черной ведьмы. Ведь, объективно говоря, с таким потенциалом, как у нее, девочке никогда не пройти инициацию самостоятельно.

      Он в свое время не смог этого даже с помощью опытных наставников.

      И вот, едва выпустившись из приюта, эта малышка провернула фокус, который не удался бы и сильному, матерому волшебнику.

      Привязать его! Антрацитового принца!

      Дрейгон мрачно усмехнулся, вспоминая тот день.

      Впрочем, ему не было весело. Ему уже много лет не было по-настоящему весело. С тех пор, как из его сердца исчез свет, замененный мраком трясинных пауков, он мало что ощущал. Разве что злость, раздражение, гнев, усталость… иногда презрение.

      И если он и смеялся, смех был, как правило, черным. Как и тот юмор, на который он еще был способен.

      Потому что в сердце было холодно и пусто.

      Когда-то давно Дрейгон этого даже не замечал. Теперь, спустя пятнадцать лет одиночества, отсутствие чувств буквально отдавалось в каждом нерве.

      Повсюду был тлен и безразличие.

      Кажется, даже жажда мести со временем померкла. Утонула в обсидиановом мраке.

      Впрочем, в последнем Дрейгон не был особенно уверен.

      Новый порыв ветра взметнул вверх его длинные волосы. Густые пряди всколыхнулись, перемешавшись с ночной тьмой, и колдун открыл глаза.

      Зеленые радужки на миг вспыхнули ярче тысячи звезд.

      – Все еще хочешь убить брата? – раздался совсем рядом негромкий, чуть скрипучий голос.

      Мужчина повернул голову и встретился взглядом с каменной статуей на углу балкона. Некрупная горгулья с легким хрустом моргнула, будто стряхивая с себя вековой сон. Ее глаза зажглись ядовито-желтым, и, если приглядеться, очень отдаленно этот блеск напоминал тот самый, которым иногда зажигались его собственные радужки.

      – Ты всегда улавливала отголоски моих мыслей, – спокойно проговорил Дрейгон и снова отвернулся так, словно разговаривал не с ожившей статуей, а с кем-то настоящим, живым.

      Брат… Король Джоксар Первый, прозванный Лютоглавым за то, что начал гонения на колдунов. Пятнадцать лет назад Дрейгон был уверен, что убьет его.

      Ему было за что злиться на брата.

      Снова прикрыв на миг веки, он, как вживую, увидел события того дня, когда Антрацитовый принц едва не стал Антрацитовым королем…

      В то холодное утро месяца стальной стужи он вот так же стоял на балконе собственного замка. С одной лишь разницей – у подножия неприступной стены выстроились сотни и тысячи людей. Солдат, готовых к тому, чтобы пойти за ним, Антрацитовым принцем. Готовых кровью добыть для него престол.

      Еще до изгнания из Лебединого дворца у Дрейгона было множество друзей и последователей. Пока в его сердце не поселился лед Лашкарахеста, поговаривают, что он был веселым и открытым человеком. Сам принц этого почти не помнил, но, судя по тому, что среди его приверженцев оказалась прямо-таки толпа высокопоставленных придворных и министров, приходилось