В объятиях XX-го века. Воспоминания. Наталия Дмитриевна Ломовская

в Луцино, присланная мне (Н. Л.) Верой Шаскольской. Там М. П. Шаскольская снимала дачу и считалось, что я там пасу её дочек, Веру и Майю, и её племянницу Таню Шаскольскую. Конечно, там всегда с нами жила няня Маруся. По воскресеньям приезжала Марианна Петровна и моя мама Эмма Григорьевна и периодически жила родная сестра Марианны Петровны Тамара Петровна. Так что моя помощь на даче была скорее мифом. Думаю, что такие аккуратные косички Тане (слева от меня), Верочке и Майечке (справа) заплетала няня Маруся. Два мальчика – Никита и Борис Шарковы. Борис Юрьевич Шарков (г. р. 1950), физик, доктор физмат наук, член-корр РАН. Никита Шарков-Соллертинский (1948–2007) – выдающийся художник и реставратор.

      Борис Владимирович Шаскольский (1907–1977)

      Глава 5

      Жизнь продолжается

      Как только папа уехал в Германию, у нас в доме появился котенок, которого подобрали на лестнице. Но в тот же день как папа вернулся, он выбросил котенка за дверь, т. к. совершенно не выносил запаха кошек. Я была убита. Но зато он почти все заработанные в Германии деньги потратил на покупку великолепного коричневого концертного рояля «Bluthner», который занял большую часть их комнаты. Я играла на нём вплоть до окончания 7-милетней музыкальной школы, а потом еще два года занималась с учительницей из института Гнесиных, прекрасным музыкантом. Какое-то время аккомпанировала себе по нотам романсы, а впоследствии себе и Лёне, моему мужу. На этом моя музыкальная карьера закончилась. После переезда с Малой Бронной на новую квартиру на Филях по обмену в 1963 г. рояль продали. Его купила в комиссионном магазине Александра Пахмутова, выдающийся советский композитор, так что рояль оказался в более чем достойных руках. А я в течение почти полувека больше не прикасалась к инструменту. Одной из причин было то, что в период моего обучения музыке совсем не принято было учить подбирать аккомпанемент по слуху, а сама я этому не научилась. Вообще мое музыкальное образование было достаточно формальным. Я играла хорошо и довольно сложные вещи. Но ленилась учить наизусть. Это сильно ограничивало мои возможности. Я дружила с двумя музыкантами-скрипачами из музыкальной школы, Сашей Рубиным и Сашей Кисельманом. Так вот, они были настоящими музыкантами, мгновенно называли имя композиторов и названия произведений, исполняемых тогда в большом числе по радио. Они в старших классах приходили к нам домой, когда мы собирались у нас и танцевали фокстроты и танго под патефон. Мне нравился Саша Рубин, а я нравилась Саше Кисельману. Потом я встретила уже совсем взрослого Сашу Рубина в метро с высокой, модно одетой красивой девушкой. Он меня не узнал или сделал вид, что не узнал.

      Да, вот к чему у меня, по-видимому, был настоящий талант, так это к декламации стихов и прозы. Однажды, когда я читала «Жди меня» К. Симонова, в классе многие плакали. Но и этот талант быстро испарился из-за моего нежелания или неумения учить стихи или прозу наизусть. А вообще-то я объясняла это плохой памятью, а можно было бы её и потренировать.

      Большинство наших девочек росло без отцов. Валя Вязнер и ее родная сестра воспитывались в разных семьях родственников, т. к. родители