В объятиях XX-го века. Воспоминания. Наталия Дмитриевна Ломовская

в Америку в 1992 году, она жила в Москве в нашей с Лёней семье, изредка наведываясь в Великие Луки.

      После возвращения в Москву из эвакуации я пошла учиться в начальную школу на Малой Бронной, а с 4-ого класса училась в 124–ой женской школе, расположенной на Большой Бронной. В 2017 году, уже давно живя в Америке, впервые удосужилась прочесть необыкновенную серию книг Александра Бенуа, которая была уже много лет в нашей домашней библиотеке. Собирал библиотеку Лёня, мой муж. И я почувствовала, что в нашем детстве сохранились какие-то жалкие остатки той жизни, которую описывает в своей книге Александр Бенуа. Вернее, книга всколыхнула некоторые воспоминания детства.

      Я подолгу играла в нашем дворе. Не помню никаких эксцессов. Играли в казаков-разбойников, в лапту, штандер, в «замри», в прятки (раз, два, три, четыре, пять – я иду искать), в «фанты». Если ссорились, то потом в знак примирения протягивали друг другу мизинцы, приговаривая: «мирись, мирись, мирись и больше не дерись, а если будешь драться, я буду кусаться!». Как это ни смешно, вспоминается, что если мы с моим мужем ссорились или он меня обижал, то он никогда не просил прощения. В крайнем случае, протягивал мне мизинец, но чаше это делала я.

      Во двор часто заходили старьёвщики и унылыми голосами возвещали: «Старьё берём!». Но по-моему, никакого старья в послевоенные годы ни у кого уже не было. Ходили и мужчины с перекинутой через плечо точильной машиной и на весь двор, а иногда и в подъездах раздавалось: «Точить ножи, ножницы, бритвы править». Для них работа находилась. Наверное, работали в какой-нибудь артели.

      По приезде в Москву мои родители часто встречались и дружили с Марианной Петровной Шаскольской (тетей Майей), папиной двоюродной сестрой, и ее мужем Эммануилом Ильичом Адировичем (дядей Эммой). Мою маму, тоже Эмму, дома звали Мусей. Оба и тетя Майя, и дядя Эмма уже были известными физиками.

      В день победы мы с папой и мамой, тётей Майей и дядей Эммой ходили на Красную площадь, благо она была совсем недалеко от нашего дома, а салют в честь дня победы смотрели с Каменного моста. Я совсем сморилась, и дяде Эмме пришлось какое-то время нести меня на руках. Как сейчас помню.

      В компанию, которая часто собиралась у нас, входили также папин родной брат Глеб и его жена Нина. Эти первые послевоенные годы вспоминаются по этим встречам – играли в шарады, другие «интеллектуальные игры», смотрели мои кукольные представления, я еще и пела и начала играть на взятом на прокат пианино. Все почему-то терпеливо всё это слушали.

      Несмотря на напряженные времена, отправляли друг другу шуточные телеграммы. Вот одна из них: «Иду на ты, готовь торты, субботу, Глебы и Киты». «Киты» – это тётя Майя и дядя Эмма. Наша семья звалась «карасями». Вот еще один «шедевр» уже обмена телеграммами:

      «Поздравляем днем рожденья, мы прибудем в воскресенье. Срочно жарьте поросёнка. Карасиха с карасёнком».

      Ответная телеграмма не замедлила прибыть:

      «Вы забыли, образины, что закрыты магазины.