Экскалатор – F. Анастасия Владимировна Тихомирова

он глотал его голос, такой сладкий, что хочется подержать его в ушной раковине вечность, забитость слуха теперь станет нормой, главное, чтобы этот голос звучал в его голове навсегда, на автопилоте без батареек и в засуху ушных раковин, и в мороз, который будет стучаться в них зимой, когда он не наденет шапку. И красоту этого голоса никак не передать, он бездорожный.

      Руки фавна – очень крепкие, аккомпанирующие его амбициям в такт вознесения амброзии его души.

      Он весь благостный и пестрящий изобилием открытости. Великодушный и непостижимый. Он извиливается от собственного перламутрового ветрила, который гонится его дивной внешностью. И восседает от перевоспитания и глохнет от глубокого стечения обстоятельств – он как глюкоза для языка. Движитель неосторожно замкнутых вершин, которые никогда не разразятся улыбкой. И дисквалифицирован от себя своей добротой и самоотверженностью – Дитя Божье. И добродетель удержал в руках своих. Единицу власти к себе не присовокупил, но естественно жестикулировал при отклике на свое имя. И жизнерадостность дарил и опрыскивал своим жезлом все вокруг.

      Александр зарозовел от знакомства со мной, но не сразу. А я почти сразу почувствовала вязкую связь, всю обкапанную любовью, как будто все звуки остановились – звукоизоляция появилась из долин холодных. И землетрясение в сердце стало наигранно биться слишком идеализированно. И рассуждение об этой любви можно было бы прировнять к рассуждению об инфузории. Интонировать, говоря об этом струнным квартетом. По анналам головы разлеталась эта симфония любви и кроткой привязанности. Потревожились закостенелые камыши, испарилась канализация.

      Комбинация этих чувств залилась цветами всех цветов, и не было никакого компромисса, только завороженность купидона от конусообразного копья, символизирующего фаллос. Башня тура была построена в честь Александра в голове Августа. И было после этого какое-то междоусобие – метательное с характером – фавн не принимал любви его друга – Августа.

      Спустившись к нему, он хотел только дружбы и не переполняющего чашу чувства, которое некуда деть.

      – Что ты такое думаешь, Август? – вскричал фавн.

      – Я влюблен в твои чары! – ответил дерзко Август.

      – У меня нет никаких чар, ты все это выдумал, имея галлюцинации о теплоте и принятии…

      – Что ты такое говоришь?

      – Я с тобой здесь, чтобы ты не сошел с ума.

      – Ясно. Ну, и на этом спасибо.

      При разговоре Август робел перед Александром. Но его потаенные желания было невозможно скрыть – обнять, поцеловать фавна – послушать как он звучит, как звучит его душа в это время. Он больше ничего не хотел.

      – Что мне делать, Александр, если я в тебя влюблен?

      – Подумай над этим и займись чем-то другим.

      – Я же в коме, чем я могу заниматься?

      – Ты можешь как раз сейчас достичь пределов рациональности и стать философом, абстрагируясь от чувств.

      – Но я иррационален по натуре, хотя люблю поразмышлять.

      О бытии я