Между адом и раем. Владимир Великий

он добавил. ─ Скажу откровенно… Завтра же твоя статья будет обсуждаться на заседании нашего отдела…

      Стрельников несколько отпрянул назад. Затем стал таращить глазами то на одного, то на другого мужчину. Без всякого сомнения, его с кем-то просто-напросто путали. Лично он сам, не говоря уже о родителях, которых он никогда не видел, не был героем… Дальнейшее вообще его поразило. Сипаев слегка наклонил голову перед своим питомцем, словно благодарил его за что-то важное и необычное, затем по-отцовски его обнял. Обнял и продолжил в его адрес радостную эйфорию, только что начатую инструктором горкома партии Соловьевым. Директор педучилища частенько посещал кабинет идеологического работника. Докладывал ему о проделанной работе, просил совета или ценных указаний. Иван Афанасьевич не изменял своему кредо: лучше прилежно исполнять указания вышестоявшего шефа, чем проявлять личную инициативу. Петр Петрович в училище был очень редко. Ежели и был, то только с контрольными функциями. Сегодня же было исключение…

      Причиной его неожиданного визита явилась статья юного корреспондента Толи Стрельникова в газете «Молодежь Сибири». Она была помещена на первой странице одного из популярных изданий области. Здесь также были две фотографии: фотография первого секретаря Исилькульского горкома КПСС Половозова и фотография его дочерей, Тани и Светы. Все местные руководители знали своего партийного вождя, кое-кто интересовался и его родственниками. Не дай Бог, попадешь впросак! Неприятностей не оберешься. Соловьев в самом начале своей работы в сером здании уже обжегся.

      Однажды он устроил настоящий разгром парторгу и директору дорожно-строительного управления. Коммунистов в нем было раз, два и обчелся. В том, что Ивасько и Балабанов самоустранились от низов, ответственный работник горкома убедился лично сам, когда нагрянул к ним с проверкой. Этим же вчером он совершенно случайно узнал от дежурного милиционера, кто есть на самом деле Балабанов. Он был родным братом Половозова, только под другой фамилией.

      От неудачного визита в низовое звено партии за одну очень неспокойную ночь в густой шевелюре Соловьева появилось около дюжины седых волос. С этого момента он уже никогда не направлял, не говоря уже о том, чтобы командовать коммунистами ДСУ. Даже телефонограммы от имени заведующего отделом или секретаря по идеологии он не посылал. Не совал он нос и в некоторые другие организации. И все по той же банальной причине. Во главе районного банка была супруга Половозова. Мясокомбинатом заправлял его лучший друг, с которым он когда-то и где-то учился…

      Кучерявый мужчина на засилие родственников или друзей главного шефа в структурах местной власти нисколько не обижался. При царях и Генсеках подобное было и еще очень долго будет. И никому не в силах это изменить. В том числе и неписаные этикеты. При любой встрече с Половозовым, как и с членами его семейства, подчиненные лебезили и заискивали. Мужчины вежливо расшаркивались и снимали со своих голов шляпы или пыжиковые шапки. Женщины кокетничали.