На суше и на море. Том 1. Лазарь Иоханинович Коган

как он их называл, ему все нравилось. Красивая однотонная мебель и полосатые разноцветные обои гостиной и спален, кухни и детской. Мансарда с бревенчатыми стенами и высоким брусчатым потолком, ванная и туалетная комнаты с горячей и холодной водой, прихожая со встроенными шкафами с зеркалами. Он и не заметил, как привык к этой комфортной обстановке, о которой еще не знали у него на родине подавляющее большинство людей. И однажды он спросил у мамы: «Мы здесь живем как буржуи?».

      «Да, сын», – ответила мама, погруженная в проверку тетрадей.

      «А мне здесь нравиться, только очень тесно и гор нет».

      Мама взглянула на него пристально и пояснила:

      «Живем хорошо, как буржуи, потому что буржуев здесь нет. Мы их выгнали».

      Мальчик ничего не понял. Как можно жить хорошо, как буржуи, выгнав буржуев?

      С раннего детства ему внушили, что «буржуи» – это плохо. С ними воевали мальчиш-Кибальчиш, папа и мама, но здесь, в этом доме ему было хорошо.

      «И дедушка, и бабушка, и все его дяди и тети, и его кузены и кузины живут как буржуазины, а буржуями не являются?», – думал мальчик. Пока понять все это было трудно. Основ Марксизма-Ленинизма он еще не изучал. Но буржуйская жизнь ему явно нравилась.

      Наступила весна. Все вокруг украсилось свежей молодой зеленью. Река освободилась ото льда и плавно несла свои полные темно-коричневые воды в Балтийское море. Стало очень красиво в укрывшемся свежей листвой городе белых домов с красными и оранжевыми черепичными крышами и куполами соборов.

      С каждым днем становилось теплее и теплее. Уже все ходили в костюмах, сбросив зимние пальто и шубы, а самые смелые одевались совсем легко в рубашки и платья. Его прогулки с дедом, бабушкой и кузенами продолжались ежедневно с завидной точностью и пунктуальностью. Он уже понимал и прислушивался к разговорам на улицах и дома, взрослых и детей. Все чаще звучали тревожные слова: немцы, фашисты, война.

      Однажды, во время прогулки по городу с дедом, в субботу, они зашли в странный храм, куда мама его еще не приводила. Купола этого коричневого храма не были украшены крестами. Перед входом в собор дедушка поцеловал какую-то золотую табличку с надписью и попросил сделать тоже внука. После небольшой паузы мальчик согласился.

      Они вошли в темный, после яркого весеннего солнца зал, освещенный свечами.

      В зале не было никаких украшений, картин, скульптур. На возвышении выделялась только кафедра, за которой стоял священник в черной одежде и в черной шляпе на голове, как у деда. На кафедре лежала большая толстая раскрытая книга. Его окружали одни мужчины. Женщин не было видно. Все были в темных одеждах с галстуками, в черных шляпах или в странных черных маленьких тюбетейках, как у узбеков, только поменьше и, сплошь черные. Все мужчины стояли в центре зала рядами вдоль скамей и с очень серьезным видом читали вслух на каком-то гортанном языке черные маленькие книжечки, которые они держали в руках. Язык, на котором читали мужчины, очень напоминал язык его родных в Ташкенте. Это бал древний еврейский