Братья Карамазовы том 2 (продолжение). Сергей Александрович Вербицкий

и видеть заключенных и узнавать от них хоть какую-то информацию я назвалась невестой Тихомирова. Ну мы там встретились пообщались он мне понравился, и мы решили после всего это пожениться. Я готова даже была последовать за ним в Сибирь. Потом состоялось действо в здании Петербуржского окружного суда, я сидела в партере народу было много, духота, судилище это я не признала и отказалась в нем участвовать. Лев Тихомиров мне рассказывал, как оно проходило. Потом стали выпускать по нескольку десятков человек. Тут же, освободившиеся из заключения и им сочувствовавшие организовали в моей квартире на Знаменской улице Всероссийский съезд революционеров. Решений принято не было, кроме одного: бороться и еще раз бороться против существующего режима.

      И тут случилась беда, при свидании кто-то дал по фуражке надсмотрщику и из-за этого все посещения прекратили. Я только от своей подруги узнала о сказанной на заседании суда знаменитой речи Петра Алексеевича Мышкина. Он говорил о 17‑часовом рабочем дне, о пинках, прикладах ружей, ссылках в Сибирь. Доказывал, что «19 февраля было одной только мечтой и сном», что крепостные и после этого дня остались крепостными. Отзывался о правительственной власти как о «временно захваченной силой». Заклиная рабочих не ждать помощи ни от кого, кроме интеллигентной молодежи, призывал их надеяться на самих себя, когда мне это передали, я была в полном восторге, и решила: во чтобы-то ни стало им как-то помочь. Главных обвиняемых – Мышкина, Рогачева, Войнаральского и Ковалика засудили на десять лет. Тихомирова освободили, и он пришел ко мне. Он надеялся стать моим женихом, но я уже больна была Мышкиным. Пока они сидели в крепости мы вели круглосуточное дежурство, а потом надеялись их освободить на вокзале при посадке в поезд, но их тайно переправили на товарном вагоне в Харьковскую Центральную каторжную тюрьму. Мы с товарищами поехали туда, там и при перевозке их совершили нападение на арестантскую коляску, но не получилось и мы, разделившись по двое, уехали обратно в Петербург, а мне пришлось вернуться в Крым, где была сразу по административному аресту сослана в Повенец в Олонежской губернию, в Восточную Сибирь с двумя охранниками. Они на одной станции заснули, ну я ночью, сняв ботинки в одних чулках, под утро сбежала от них и снова вернулась в Петербург. И с этого момента перешла на нелегальное положение.

      А там уже все кипело, тяжелое ранение Трепова Засулич, можно сказать всех разворошило и все ждали революции, усилились беспорядки, город перешел на жандармский режим. Я вступила в партию «Земля и воля» и конечно, сразу влилась в дело, и в целях безопасности, партия меня отсылает, снова в Харьков, там я окончила акушерские курсы, работала в больнице. Ты знаешь детишки на свет появляются такие светлые, хорошенькие и думаешь: «Вот они вступают в этот темный мир, и ты им ничем не можешь помочь». Так же я носила книги, еду для заключенных и организовала кружок интеллигентной революционно настроенной молодежи, знакомилась с рабочими. Через несколько месяцев мне пришло