Музыка. Елена Крюкова

Действующие лица и исполнители:

      Ванда Гаевская, певица, сопрано – Ванда Гаевская

      Злата Батрак, певица, сопрано/меццо-сопрано – Злата Батрак

      Слава Гайдук, виолончелист – Слава Гайдук

      Люська Рудова, пианистка – Людмила Рудова

      Ева, пианистка – Елизавета Нагель

      Людвиг, пианист и импровизатор – Людвиг

      Шалевич, композитор – Шалевич

      Галя из Курска, румяная певица, потом бродяжка на Курском вокзале – Галя из Курска

      Маргарита Федотова, пианистка, профессор Консерватории – Маргарита Федотова

      Дергачев, человек из Кремля – Дергачев

      Одинцова, певица Большого театра, меццо-сопрано – Одинцова

      Розен, органист, профессор Консерватории – Розен

      Юг (Усатый Сталин), богемный писатель, дворник – Юг

      Янданэ, богемный художник, дворник – Янданэ

      ДЕРЕВЯННЫЕ ДУХОВЫЕ

      Семейство флейт, гобоев, кларнетов и фаготов. Еще – семейства саксофонов и сарюзофонов. Звук: дунешь в трубку, закроешь дырки, поет столб воздуха. Язычковые, лабиальные – зачем мне это знать? Я должна сдать инструментоведение и получить зачет.

      Оркестр. Все инструменты звучат. Пока они звучат – жизнь идет.

      Греми! Бесись! Взрывайся! Режь себе грудь ножом, вены – бритвой! Все это музыка.

      А ты думала, музыка – это лежание в мягких подушках?!

      Плохо же ты думала о себе.

      Сухой конспект. Вся ярость – внутри.

***

      Flauto piccolo

      Флейта. Древность. Звонкое имя.

      Предок – фригийская флейта, двойная. Был еще авлос. Флейта косая, поперечная.

      В восемнадцатом веке все играли на флейте. Кому не лень. И кто мог купить себе эту дудку.

      Лютня, арфа, клавикорды и флейта. Таким ансамблем сопровождали спектакли.

      Флейта малая, piccolo, звучит октавой выше обычной флейты.

      Резкая, грубая, визжит. Как базарная баба. Я бы не хотела играть на такой.

      Есть еще альбизифон. Басовая флейта. Зубр и бизон среди флейт. Я ее никогда не видала.

      (сидят, едят. Шведский стол около Кремля)

      Там, далеко, все кануло. Все утонуло в зимнем дыму. В чужих снегах. Здесь все близко, безумно и жарко. Много мисок стоят в ряд. Дымятся. Надо выбрать, наложить на сиротские голые тарелки еду. Роскошна! Никогда, такие салаты… Постругано мелко, порезано ювелирно. Повар в колпаке – в облаках пара. Звон, звон. Звенят бокалами? А может, падают с запястий наручные часы и бьются, бьются? Да нет, это куранты.

      Рослый монгол, а может, бурят, каменно восседает напротив, косичка бежит по спине меж лопаток. Второй за столом – тоже высокий, каланча. Усы у него, как у Сталина. Девушка при них. Женщина, она хочет быть девушкой все равно, каждый день возвращаться назад, плевать ей на время. Глаза-лампочки. Косая челка. Снежная скатерть наброшена на плоскую, худую спину подобострастного стола. Нет времени! Нет, есть; оно просто бежит по белой скатерти очень быстро, как стыдный, преступный паук, что спустился на пыльной прозрачной нити с небеленого потолка. Рядом, в окне, Кремль. Он красный и страшный. Его башни, красные зубья, разгрызают время, знают его на вкус, кости его перемалывают, – а сами башни безвременны, их нельзя пристегнуть к ветру эпохи, к ветхому календарю.

      Трое за столом. Монгол, а может, бурят встает и, чуть шатаясь, идет к раздатку. Шведский стол! Заплати в кассу смешную денежку – и сиди, пируй! Здесь вино не продают. Но можно тайком принести с собою, за пазухой. Усатый Сталин принес! Красное и сладкое.

      – Девчонки такое любят!

      Хитро смотрит. И штопор не забыл.

      Есть счастье на земле.

      Вина купить нельзя, а бокалы пустые взять можно: на столе, где пустые чашки для чая-кофе. Гигантские чаны с кипятком, не прикасайся, обожжешься. Вино, вино, пьем, пока молодые! Да в зале все пьют, и старики тоже. Времени ведь нет. Его убили. За это грех не выпить. Еле слышно, хрустально звенят куранты. Еще живые.

      Монгол хватает поднос, по-цирковому подцепляет тарелки и блюдца, его руки ловки и умелы, они живут и дышат сами по себе, а лицо его недвижно и медно, и даже зеленью веков чуть схвачено, как плесенью загара: бесстрастный Будда. Руки, отдельно от монгола, бросают на фарфор и фаянс зеленые и лиловые листья салата, белые ломти крабов, мясных червей беф-строганова, рыжие лапти котлет, румяный картофель фри, и даже, о чудо, блинчики: с творогом, с мясом, с вареньем. Маслом полить! Они давно