Ушедшие в никуда. Марина Лазарева

едва прохрипел пьяный от удушья Микаэль.

      Петля тотчас обмякла.

      – Сорок! – громко повторил глашатай, вещая толпе хриплые, но такие значимые для страны слова. У Амины отлегло от сердца. Сорок лет – по законам Хазарии наибольший срок, который мог находиться у власти правящий каган.

      – Да здравствует каган Микаэль! – возвестил тот же громовой голос малик-хазара Вениамина.

      При этих словах все, кто был на площади, и сам бек Вениамин склонились ниц пред сидящим на коне Микаэлем. Снова заиграли древние тюркютские мелодии. К правителям Хазарии – Верховному кагану Микаэлю и беку Вениамину, поднесли носилки.

      Торжественная процессия покинула городскую площадь, но собравшиеся здесь простолюдины, а среди них и Амина, еще долго оставались коленопреклоненными, как того требовали законы их страны.

      Амина не видела вокруг себя никого. Она не чувствовала в расходящейся толпе чужие локти и плечи, что толкали ее. Потерянная в своих горьких мыслях она дошла до дома. Амину душили слезы. Видя, как переживает дочь, отец усадил ее рядом. Он успокаивал ее по-мужски сдержанно. Слезы дочери болью отзывались и в его сердце. Он молчал о многом, но теперь, когда престол Верховного кагана вновь обрел своего господина, он решил, что может поведать дочери и о совете малик-хазара на летнем кочевье, и о том, что Юнус принял мусульманство.

      Слушая рассказ отца, Амина менялась на глазах. Слезы ее внезапно высохли. Она сидела перед отцом, вытянувшись в струну. Серьезные, повзрослевшие вдруг глаза ее смотрели сквозь него. Трудно было сказать, куда был устремлен этот взгляд. Все лучшие дни были для нее сейчас в прошлом. В настоящем она встретилась с потерей и предательством. Будущее казалось ей беспросветным.

XXVII

      Торговый караван, сплетенный из нескольких десятков навьюченных верблюдов, держал неблизкий путь из ал-Сина в Хазарию через небезопасные земли гузов. Солнце, завершая свой каждодневный путь по небосводу, приближалось к окоему. Нужно было подумать о ночлеге. Не каждая юрта, не каждое становище этих полудиких кочевников пылали радушием принять под сводами своего домашнего очага припозднившегося в пути чужака. Свои законы, свои обычаи царили в этой стране. Ни один иноземец не мог проехать по земле гузов, если не было у него здесь кунака.

      До становища Ауэза оставалось многим меньше четверти фарсаха пути. Юнус беспокойно поглядывал на небо – успеет ли караван до темноты разместиться на ночлег? Навьюченные животные тяжело ступали по бесконечным пескам азиатской пустыни, меряя шагами огромные расстояния от привала до привала.

      Ауэз был очень богат. Он владел огромными табунами лошадей и верблюдов. На его пастбищах паслись многочисленные стада тонкорунных овец. Ему прислуживало множество рабов и рабынь. В кунаках у Ауэза значились многие купцы и путешественники, что шли с товарами в Мавераннахр, Балх и ал-Син. Когда их караваны оставались у него на ночлег, он ставил для каждого из них юрту, ублажая