Ты изменил мою жизнь. Абдель Селлу

нас уже не касалось. Письмо валялось в прихожей, потом Белькасим наконец открывал его и кратко пересказывал нам.

      – Это от вашей матери. Она спрашивает, как дела в школе, есть ли у вас друзья.

      – Друзья? – фыркал я. – А ты, пап, как думаешь?

* * *

      Нас заставляли ходить в коллеж, и иногда мы даже туда ходили. Мы опаздывали, громко разговаривали на уроках, шарили по карманам и сумкам других детей – просто так, для прикола. Все что угодно становилось поводом посмеяться. Страх, который мы читали на лицах, возбуждал нас, как бегущая газель возбуждает льва.

      Но нам не нравилось гоняться за слишком легкой добычей. А вот смотреть, как жертва мечется, подстерегать, выжидать момент, когда она решит, что опасность миновала, слушать, как она торгуется или молит о пощаде, внушить уверенность, что мы не хотим ничего плохого, – и тогда нанести удар…

      Короче, прощай, милосердие.

* * *

      У меня завелся хомяк. Мне отдала его одна девчонка в коллеже, где я учился уже в пятом классе[16]. Кроме меня никто не хотел его брать. Она, бедняжка, потратила все карманные деньги, чтобы завести друга, но в последний момент не решилась принести его домой. Боялась, что родители будут ее ругать.

      – Не надо было его покупать! Отец не разрешает держать животных в квартире, он всегда про это талдычит.

      – Не парься, найду я ему новых хозяев.

      Хомяк – ужасно забавная разновидность крысы. Он невозмутимо грызет печенье, пьет, спит и ссыт. Моя тетрадь по математике промокла насквозь.

      Несколько дней я таскал хомяка с собой в рюкзаке. В классе он вел себя тише, чем я. А когда он начинал пищать, мои приятели поднимали шум, чтобы заглушить его. Они тоже отлично умели нарушать спокойствие.

      – Ясин, ты что, защемил палец молнией пенала?

      – Простите, мадам, но это был вовсе не палец, и мне очень больно!

      Взрыв хохота. Даже юным буржуйчикам из XV округа нравятся наши выходки. Все знают настоящий источник странных звуков из моего рюкзака, но никто нас не выдает. У Ванессы (да-да, у той самой) доброе сердце, она переживает за хомяка.

      На перемене она подходит ко мне:

      – Абдель, отдай его мне. Я буду за ним ухаживать.

      – Дорогуша, животное стоит денег. А как ты думала?

      В тот раз вымогательство не прокатило, но я надеюсь взять реванш.

      – Ну и пожалуйста. Нужен мне твой хомяк…

      Блин, она не ведется. И тут мне в голову приходит коварная мысль. Я продам ей хомяка по частям.

      – Слушай, Ванесса, я собираюсь сегодня вечером отрезать ему лапку. Поглядим, как он будет бегать на трех. Хочешь посмотреть?

      Голубые глаза Ванессы вращаются в орбитах, как мои трусы в барабане стиральной машины:

      – Ты что, псих?! Ты этого не сделаешь!

      – Мой хомяк, что хочу, то и делаю.

      – Ладно. Я дам за него десять франков. Завтра принесу. Но ты его не тронешь!

      – Договорились.

      На следующий день Ванесса приносит десять франков. Зажав монету в кулаке, она говорит:

      – Сначала покажи хомяка.

      Я приоткрываю рюкзак,

16

Во французских школах принята обратная нумерация классов.