Поцелуй у ног богини. Нина Нури

на крышу. По безгласному договору никто не покидал своих домов. При встрече наверху, не бросали другому упрёка и не отделяли соседа по его вере. Хотя, глядя на полыхающий город, каждый мог воскликнуть: «Вот что натворили ваши!..». Молчали, берегли детей. Молились много раз в день на коленях в комнатках для пуджи* и намаза. Вслушивались в далёкий стук металла, звон стекла, рев мотоциклов и редкие выстрелы. Запах жжёных шин и пластмассы повис в воздухе. Зыбкая стена молитв держала закрытыми подступы в переулок.

      Правила

      Сердце – непослушная девчонка,

      Не пытайтесь ей учёбу объяснить,

      Порваны её тетрадки,

      Стёрты чертежи судьбы.

      Мандакранта Сен, «Сердце – непослушная девчонка»

      Даже в хаосе мои сироты любят создавать распорядок и правила, иначе они становятся тревожными, невесёлыми. Главным правилом в доме было показывать Марии, что ни при каких условиях её не примут в семью, мысли об этом запретны.

      Мария то сидела, то лежала в комнате, как кошка. Дверь не запиралась, но идти было некуда. Амир избегал ходить мимо пристройки. Она открывала и закрывала узкую дверцу в улицу. Там было пусто, ничего, кроме розоватых стен и бардовой лужицы подсыхающей грязи.

      Вылетал свет, Мария оставалась в темноте вдыхать запахи влаги, листьев, жареного хлеба. Иногда она думала, что Амир уже оставил её, она выброшена из жизни и находится в могиле. Мария тихонечко плакала, но потом к ней возвращалась радость.

      Амир же страстно тосковал по ней, но стыдился родителей. Он, как всегда в сложных случаях, говорил себе, что большие вещи требуют длинного времени.

      Раз к Марии зашла младшая девочка, Джасми, стала показывать свои рисунки. Они сели на полу у решётки в улицу, чтоб было посветлей. Для их разговора не было языка. Девочка улыбалась нежно, даже беспомощно, и Мария обняла её. Прижала к себе, скучая по детским объятиям, тёплым ручкам. Ей казалось косточки Джасми полые, как у многих детей, которых она брала подержать от веселья в поезде и на станциях. Для неё во всех этих тельцах был только воздух, никакой еды и крепости.

      Они разглядывали деревья баньяна. Джасми изобразила их многими линиями коричневой краски, не забыла узлы на коре, жёлтых птиц, соцветия сада. У девочки были чуть разные глаза, как у брата, и с такой же грустью тяжёлых белков. Мария любила её за это. Она знала, что Амир тоже хорошо рисует. Он рисует природу, реже – город, больше всего – портреты друзей.

      Некоторые акварели он возил с собой, вкладывая в тетрадку с лекциями по драме. Мария видела, что они прекрасны своей тонкостью и прозрачностью. Мгновение, остановленное красками, вот-вот исчезнет, как короткое дуновение летнего ветра.

      Амир рассказывал, что навык достался им всем от матери. Мария не могла в это поверить. Невозмутимая хозяйка дома, полная дама в расшитых сари, которая целый день шуршит на кухне, и живопись были бесконечно друг от друга далеки.

      Когда Мумтаз проходила мимо пристройки, заметила дочку, окрикнула