Тупик попаданцев. Андрей Львович Фурсов

которые продвигают свой взгляд на историю в меру своего ума и рассудка. Там вы сразу попадетесь, и остаток жизни будете общаться с компетентными органами… или с психиатрами.

      – Почему?! – возмущается попаданец. – Я поеду в Академию наук!

      Меня такой диалог всегда быстро утомляет, но роль надо играть до конца.

      – Семен Семенович, – проникновенно говорю я, – Если вы со своими идеями и знаниями… есть ли они в достаточном количестве?… так вот, со своими знаниями вы поедете в Москву во властные кабинеты, это кончится ничем хорошим в любом из трех случаев.

      В первом вам просто не поверят, и свои оставшиеся дни вы проведете в психушке. Или в тюрьме. Например, за клевету на государственных деятелей или за покушение на них же. Были тут уже ходоки – рвались придушить то какого-то Меченого, то неведомого «алкаша Борьку». Хотя, такие «во всем виноватые» обычно работают кочегарами на паровозе, летящем к тупику, а о роли машинистов, проектировщиков, путеукладчиков и прочих все почему-то забывают. Да и пассажиры тоже бывают разные…

      – Но я же покажу им смартфон. И почему не поверят? Я же одет не так как все, и…

      – И это не доказательство, – хмыкаю я. – Мало ли что можно показать и надеть. Поверьте, Семен Семенович, были до вас кадры и поярче одетые. Рассказывали мне, как один юный попаданец перенесся во времена Гражданской войны, кинулся большевиков спасать, а они его придушить решили, за провокатора приняли. Он, видите ли, белыми булками пахнет. Выходит, богатый. А они воюют за то, чтобы в их светлом будущем не было богатых. Если же перенесетесь вы во времена стародавние, так и слова молвить не сможете. Вы, простите, старославянский знаете?

      Семен Семенович таращит глаза и мотает головой.

      – Ну вот. И я тоже. А жаль, кстати. Было бы о чем поговорить кое с кем в Новгородской республике. Или хотя бы с выборщиками Михаила Романова. Впрочем, меня они слушать бы не стали. Не то сословие, по мне же видно.

      Семен Семенович явно пытается возразить. В другой раз я бы его мог и послушать. Но времени нет, поэтому я продолжаю.

      – Во втором случае вам поверят, но ничего не случится. История – махина, движение которой изменить можно, стукнув в нужном месте в нужное время. Только почем вам-то знать это место и время? Я вот, например, в этом веке такого не знаю. Кому вы будете нужны в чужой для вас эпохе с преждевременными и о-о-очень поверхностными знаниями? Мне, кстати, некоторые… гм… ваши коллеги… рассказывали о своих разочарованиях в недалеком предвоенном прошлом. Вот точно так же, как вы, к ученым пошли, о ракетах рассказали, а им сказали – не время товарищ, Родина в опасности. С трудом отвертелись.

      В третьем, допустим, вам поверят. Мобилизуют силы. СССР раньше американцев высадится на Луну. И что? Даже если история изменится, про новый ход событий вы ничего не знаете. И снова – кому вы станете нужны со своими знаниями о несбывшемся будущем?

      Гость моргает, учащенно дышит, и я пытаюсь предупредить его вопли о роли его личности в истории:

      – Семен Семенович, возвращайтесь назад. Я не