Жизнь и война генерала Василия Рязанова. Книга 1. Василий Васильевич Рязанов

он стоит у самолета среди других авиаторов, рядом с ним мужчина очень похожий на С.К. Горюнова, работавшего тогда там летчиком-инструктором. Рязанов в коротком кожаном пальто, очки на козырьке фуражки. Но здесь его вид мягче, чем на групповом снимке курса Свердловского университета, где он насупился, вихры падают на лоб из-под кепки. Он сидит рядом с несколькими преподавателями, и его сосед даже чуть опасливо отстраняется от него. Крайним в верхнем ряду стоит Вознесенский, небольшого роста, вид мальчишеский. Где-то здесь и Щербаков, и первая жена Василия. Брат Георгий говорил мне, что почти все мужчины с этой фотографии были расстреляны. С Вознесенским это так, а Рязанов тогда избежал смерти, – в следующей главе расскажу, как и почему. Среди фотографий того времени, принадлежавших Василию, есть и фотография экономгеографа Баранского, возможно, подарившего этот снимок Василию. На групповом снимке видно, что-то Василия гнетет. Если это марксистские догмы, по которым придется строить свою деятельность и жизнь – одно неразрывно с другим, то понятным становится его чуть смягченный вид на снимке у самолета, когда он, видимо, уже решил сменить род занятий, счастливо обнаружив любимое дело. Хотя, как говорил мне Гора, у отца в должности политработника было какое-то высокое звание, чуть ли не комбриг, что соответствует нынешнему генерал-майору. Когда он ушел с политработы, пришлось снова расти в званиях, уже не так быстро. Еще больше смягчился он после тюрьмы, осмыслив, возможно, тщету многих усилий и желаний. Но и на фронте внешняя суровость сохранялась. Командир полка А.И. Митрофанов писал о нем в воспоминаниях: «Каманин приехал на аэродром с высоким и на вид суровым генералом».

      Есть люди, вызывающие невольное уважение. Не словами и поступками, а некой аурой, окружающей их. Каждому человеку хочется нравиться, – и себе, и другим. Они делают комплименты знакомым и незнакомым, надеясь на ответные, ловят во взглядах одобрение и похвалу. Женщинам, возможно, это больше присуще. Рязанов же, как и люди такого сорта, не искали внешних импульсов, они черпали внутри себя силу и знания, почти всегда твердо знали, что надо делать, как поступать. Словно какие-то загадочные ангелы высших сфер диктовали им. И это чувствовалось, за это уважали без слов. Даже в такой новой области, – не только для Рязанова, а для всех, – как авиация, Рязанов знал, как поступать, что делать и с самолетом, и с коллегами и подчиненными. Безаварийность его немалой летной практики, отсутствие поломок машин, могут служить подтверждением правильности его мышления, решений, действий.

      В авиационной среде живут и поддерживаются авиационные традиции, приметы, суеверия, хотя степень их соблюдения авиаторами может быть различна в зависимости от вида авиации, авиационной профессии. Тяжело сказать, откуда берут они начало, – может быть, из понимания непредсказуемости воздушной стихии, но эти традиции уважают и соблюдают. Так, курсант после первого самостоятельного вылета выставляет «вылетные». Тогда обычно