Дальгрен. Сэмюэл Дилэни

прочел нам какое-нибудь стихотворение.

      Он запихал в рот полперсика и сказал:

      – Нет, – проглотил и прибавил: – Спасибо. Мне что-то не хочется. – Он устал.

      Джун сказала:

      – Шкедт, ты ешь ложкой для сливок.

      Он сказал:

      – Ой…

      Миссис Ричардс сказала:

      – Ой, да ничего. Все уже взяли, кто хотел.

      – Я – нет, – сказал мистер Ричардс.

      Шкедт посмотрел на свою вазочку (полперсика, вывернутые наизнанку в сиропе и сливках), посмотрел на свою ложку (исполосованное сливками воронение вдоль черенка), на большую вазу (ущелья в белых холмах над граненым краем).

      – Да ничего страшного, – сказал мистер Ричардс. Поблескивая, ваза отъехала за свет свечей. – Я своей ложкой возьму. Все ошибаются. Бобби так делает постоянно.

      Шкедт снова занялся своим персиком. Костяшки заляпало взбитыми сливками. Два пальца липкие от сиропа. Кожа после ванны еще сморщенная. Мозоли обгрызенные и обсосанные – так, наверно, выглядит проказа.

      Артур Ричардс что-то сказал.

      Мадам Браун что-то ответила.

      По комнате пробежал Бобби; миссис Ричардс на него заорала.

      Артур Ричардс еще что-то сказал.

      Сливки растеклись в луже на дне вазочки и наконец дотянулись до стекла со всех сторон.

      – Мне, наверно, скоро уже пора. – И он поднял голову.

      Золотистый узел галстука у мистера Ричардса сполз вниз по рубашке на три дюйма.

      Мистер Ричардс распустил галстук, пока Шкедт не смотрел? Или Шкедт просто не запомнил?

      – У меня встреча – надо пойти, пока еще не очень поздно. А потом… – Он пожал плечами: – Я хочу прийти завтра пораньше.

      – Уже так поздно? – Миссис Ричардс как будто расстроилась. – Что ж, вам, наверно, надо выспаться – вы столько мебели тут перетаскали.

      Мадам Браун отложила на стол льняную салфетку. (Шкедт сообразил, что сам так и не положил свою на колени; она аккуратно лежала подле его закапанного и заляпанного места за столом, рядом с монограммой «Р.» – одно-единственное лиловое пятнышко.)

      – Я и сама подустала. Шкедт, вы не могли бы подождать минутку и проводить нас с Мюриэл? А кофе есть, Мэри?

      – Ох батюшки… Я не сварила.

      – Тогда мы сразу и пойдем. Шкедту уже не терпится. А я совсем не хочу бродить по улицам в такую поздноту.

      Этажом ниже кто-то рассмеялся; смех подхватили другие, а затем вдруг – череда стуков, словно падала крупная мебель: бюро повалило кровать, а та – шифоньер.

      Шкедт встал из-за стола – на сей раз придержав скатерть. Рука еще болела.

      – Мистер Ричардс, вы мне заплатите сейчас или когда я всё закончу? – Выдав это, он внезапно изнемог.

      Мистер Ричардс подался назад. Кулаки в карманах пиджака; передние ножки стула приподнялись.

      – Вам, наверно, чуток сейчас не повредит. – Одна рука вылезла наружу и вверх. В руке сложенная купюра: мистер Ричардс предвидел вопрос. – Держите.

      – Я проработал часа три с половиной. Или четыре. Можем считать, что три, если хотите, раз я только