Шалости акселератов. Пьеса. Нереальная история. Александр Николаевич Лекомцев

Женщин и девочек не бью, по возможности, но тебе в глаз дам. Последний раз повторяю, я ни какой-нибудь старикан или там академик, мне ещё и двадцати восьми лет не шандарахнуло. Так что, давай, милашка, ко мне обращайся только на «ты» и по кликухе. Я – Гиббон и почти в авторитетах. Повторяю, мне ещё нет и двадцати восьми годов.

      Зульфия(осторожно): – Но ведь, может быть, так, Гиббон, что двадцати семилетним навсегда останешься.

      Гиббон(смешливо):– Сдохну, что ли? Копыта откину? Ну-ну, давай-давай, шуткуй! Года через три-четыре я, категорически, начну обучать тебя сексу. Но я не понял. Ты что, мне угрожаешь, сопля? Я ничего не боюсь! Я таких кабанов в банку закатывал. За то и сроки мотаю. Я не какой-нибудь там баклан. Пошумел – и в кустарник. Я сам за базар отвечаю, и любого заставлю ответить.

      Зульфия: – Не угрожаю, а предупреждаю.

      Гиббон: – Наглая! Но что с тебя что взять, девчонка, мокрощелка, только горсть волос да и вот этот дешёвый дермантючий портфель. Потому баклань, я разрешаю. Я в отпаде и балдею. Как звать то тебя, ребёныш?

      Зульфия (обиженно): – Зульфия. Но я не ребёныш. И хотела бы, уважаемый Гиббон, чтобы ты это понял, или, как там говорят у вас, усёк.

      Гиббон (сговорчиво):– Лады. Не обижайся. Все дети возникают, когда их не считают взрослыми. У меня такое было, когда мне стукнуло десять годков. Какой- то мужик не дал мне закурить и сказал, что рановато.

      Зульфия: – И чем эта история закончилась?

      Гиббон: – Я на нём ящик с пустыми бутылками разбил. Тогда всё обошлось, я ведь был очень мелкий. Ещё младше, чем ты, как там тебя, Зульфия. Оно точно. У тебя восточный тип физиономии. Рожа совсем не рязанская. На пакистанку и всякую там сирийскую…. штуку потянешь, конкретно. Но, зуб даю, считаешь себя русской.

      Зульфия: – А зачем? Разве за это деньги платят?

      Гиббон: – Точно подмечено, ни копейки не платят.

      Зульфия(рассудительно) Ну, если я Зульфия, а ты – Гиббон, то только Аллах ведает, почему произошло так, а не иначе. А если что-то случилось, то по его воле. И это справедливо, потому что он всё решил правильно и мудро. Слава ему во веки веков!

      Гиббон: – Все верно. Здесь тоже присутствует полный точняк. Я все религии уважаю. Пусть люди верят, если им приспичило.

      Зульфия: – Думай, что говоришь. Не приспичило, а это состояние души и сердца.

      Гиббон– А, нуда, въехал. Ты, получается, мусульманка, и родители твои тоже, значит, решили к Аллаху поближе пристроиться. Сейчас такое модно, Зульфия. Никого не осуждаю. У нас, на зону и попы приезжали, и всякие другие священники и святые, из ваших тоже. Но иные зэки, понимаешь, Зульфия, когда им отсидка становится в тягость, не в жилу, сразу же, лезут под бушлат к Богу.

      Зульфия: – А ты нет?

      Гиббон: – Я и духом, и телом крепкий. Да и не верю в такие штуки-дрюки, в закорюки. Все в своё время сгниём, и ни черта от нас не останется. В басни не верю. Но живу строго по понятиям и чужую веру уважаю. Я уже говорил, а ты слышала.

      Зульфия(серьёзно: