Новый выбор оружия. Андрей Левицкий

а вы оставайтесь, если хотите.

      – Стой, Химик! Андрюха, стой! Замри!

      Нет, ну каков друг, а? Товарищ боевой, называется. Мог бы составить компанию, а не завидовать, не пытаться остановить меня на пути к счастью.

      – Никита, останови его! – Энджи.

      – Замри! – Патриот. – Ни шагу. Нельзя к нему приближаться. Его «повело».

      – Вот ведь копать-колотить! – Никита. – Отойти всем. Три шага назад. Я попробую…

      Шмяк.

      Я не устоял – упал, когда в висок прилетело что-то увесистое. Голова загудела, но в ней прояснилось. Мошки все еще танцевали, и я с трудом отвел взгляд – мельтешение вызывало тошноту, но притягивало.

      Прямо перед носом валялся женский, небольшого размера, берец.

      – Ну ты даешь! – восхищенно выдохнул Никита. И тут же добавил уже для меня: – Закрой глаза и ползи назад.

      Послушно зажмурившись, я сдал задом. Никита командовал, наконец, крикнул:

      – Хватит. Вверх, на небо гляди.

      – А что он там увидел? – поинтересовалась Энджи.

      – Что бы ни увидел, – влез Шнобель, – советую туда не смотреть. Лучше небом любуйтесь. Или другом нашим Химиком.

      Я перевернулся на спину. Небо было ярко-голубым, без единого облачка. В руке я, оказывается, сжимал берец, спасший жизнь. Скосил глаза и увидел Энджи, поджимавшую босую ногу.

      – Спасибо.

      Сесть получилось с трудом.

      – Твой? Держи. Ты мне жизнь спасла. Как догадалась-то?

      – Ты пялился в одну точку и нас не слышал. И улыбался так… Дебиловато. Что тебе не свойственно, ты же не Никита. – Комплимент я оценил по достоинству. – Хотелось дать оплеуху, но Пригоршня велел не суетиться. Тогда я решила в тебя чем-нибудь кинуть. А кроме ботинка ничего под рукой не оказалось.

      – Еще раз – спасибо! – Мне удалось встать и поклониться, хотел руку поцеловать, но под взглядом Никиты не решился. – Туда не смотреть. Мерзкая штука, ловит и ведет. Раньше такого не было.

      – Вообще много психических развелось аномалий, – встрял Патриот. – И одна другой гаже.

      – Ты идти можешь? – уточнил на всякий случай Пригоршня. – Первым?

      – Могу. Странно, что я опасности не почувствовал.

      О том, что муторно было с утра, я пока промолчал. Никуда не делись ни пристальный взгляд (упиравшийся в основание черепа, куда ни поворачивай), ни ворчливо-унылое настроение. Еще и сердце после передряги сбоило, частило.

      Энджи закатала брюки до колен и принялась зашнуровывать берец, Пригоршня пялился на ее ногу. Я пощупал висок и скулу – синяк обеспечен.

      – По дороге, за мной. По левой колее. Шагом – марш.

      Двинулись.

      Медленней, чем мы с Пригоршней обычно ходим в этих краях. Впереди, вся в кипенье зелени, показалась очередная заброшенная деревушка, Сорокино. Двенадцать домов, брошенных после катастрофы, проваленные крыши, темные срубы… Кажется, там и до образования Зоны почти никто не жил. Может, несколько древних бабок коротали век, ковыряясь в огородах.

      Я брел нога за