Я – Тайига. Эн Варко

место людской. Здесь слуги столовались, устраивали небольшие постирушки, ремонтировали садовый инвентарь, ну и совершали другие неведомые мне работы.

      В этот раз людская встретила нас клубами влажной жарой. На огромных козлах лежали широкие доски. За ними облаченные в одни сорочки потные служанки раскаленными утюгами отглаживали портьеры. Судя по нежной цветовой гамме, предназначались они для комнаты невесты. В огромном очаге, несмотря на летний день, пылал огонь, а на разогретых докрасна камнях грелись еще два утюга, дожидаясь своей очереди. Из огромного чана, что стоял рядом с очагом, густо клубился пар.

      – Приказано вымыть, высушить, накормить, – звонко отрапортовала запыхавшаяся Рози.

      – Хорошо, – отозвалась одна из полуодетых девушек с утюгом. – А потом сменишь меня, а то я уже совсем запарилась.

      Мы и опомниться не успели, как оказались в деревянной лохани. А потом на нас вылили поток мерзкой горячей воды.

      – О-уу! – взвыли мы в два голоса.

      Перепуганная блоха начала носиться по нашей шкуре, кусая все что ни попадя. Мы бы тоже с удовольствием кусались и царапались, но уступили превосходящему по силе противнику. Нас бесцеремонно распластали по днищу и принялись елозить по нам куском дегтярного мыла.

      – Я тебя сгною! – кипятился Риан. – Нет, сожгу… Нет, утоплю… Нет, сначала утоплю, потом сгною, потом сожгу… И опять, нет. Сначала я тебя солдатам отдам. Целой роте солдат…

      – Смиренно превзнося невзгоды, я становлюсь угодной Богу, – бубнила я псалом №45, как заведенная, – терпеньем я грехи сотру, в сад райский ангелом взойду…»

      Чем громче орал Риан, тем сильнее старалась я превратить жуткий рык в благозвучное мурчание. Жизненный опыт научил меня: слуг нельзя злить. Стерва Миона не понимает, что остывшая по банным дням вода в ее лохани и вечно пересоленная каша – это не глупость слуг, а результат ее дурного характера. А я вот понимала, поэтому сейчас и терпела.

      Между тем Рози оказалась чрезмерно чистоплотной девушкой. Или ей не хотелось гладить белье. Она нас терла мылом, окатывала водой, снова терла… Риан исчерпал весь запас ругательств. Наполовину оглохшая я стала путаться в строках псалма и вместо «угодной Богу» я пыхтела «угодной Рози».

      Когда мое мурлыканье превратилось в надсадный хрип, мучения, наконец, закончились. Рози завернула нас в теплое шерстяное одеяло и прижала к своей мягкой груди.

      – Лапонька, – умилилась она, – сейчас мы тебя накормим и в твою комнату отправим баиньки. – Сони, ведь скажи, она прелесть?

      Девушка, которая просила себя сменить, отставила утюг в сторону и приблизилась. У нее было доброе лицо замученной лошади и красные руки со вздувшимися венами. Она погладила нас между ушек и ласково сказала:

      – Наверное, благородных кровей. Вишь, какие кисточки на ушках.

      – А глазки какие несчастенькие, – присоединилась к разглядыванию нас еще одна служанка. – И мордочка худенькая. Эй, киса, кашку будешь?

      – Мясо обещали, – буркнул Риан. – Кругом обман.

      – Мяуо, –