Случился дождь. Марина Захарова

ихой, плавной и одновременно мощной. Дышала силой постоянства. Берега её были песчаные, тяжёло набухшие тёмно-оранжевым грунтом. Пробивавшаяся трава была густой и словно уснувшей под этим нудным и приятным дождём.

      Лагуна была далеко. По рассказам она была красива. Он верил на слово, даже не пытаясь проверить это на себе, почувствовать и увидеть собственными глазами. Притягивал только этот дождь. Он был его настроением уже долгое время. Менял его, уговаривал, заставлял. Неуклонно. Капля за каплей, прозрачной и неохотной, ленивой. Он наполнялся этой истомой, зыбкостью. Оцепенением. Движения его стали походить на этот дождь. Походка стала мягкой и скользящей, но неспешной. Лицо, когда-то бронзовое от загара, стало бледным и румянец редко касался его щёк. Взгляд его глаз словно сонным. Слова редко срывались с его губ. И если это случалось, то голос его был тихим и шуршащим. Дождь.

      Тихий стук. И мысль прервалась, не оставив следа. Разочарования не было, ведь так и должно быть. Ещё раз. С едва заметным недовольством встал, чувствуя занемевшее тело. По ногам прошла лёгкая судорога и закололо иголками в икрах и ступнях. Постоял и медленно направился к двери. Приоткрыл.

      В прозрачном плащике с накинутым на голову капюшоном стоял мальчик. Неловкий и смущённый. Вода стекала на мраморную плитку, образовывая лужицы у его ног. Робко поднял большие глаза и отдал ленту письма.

      Он только кивнул в ответ, но протянул на раскрытой ладони, отливающую серебром монету. Мальчик заулыбался.

      Вернувшись в своё кресло, покрутил в руках туго свёрнутое кольцо. Вздохнул, взглянул на пелену прозрачного дождя. Медленная мысль возникла – она не успокоится. Теперь это уже требование. Раскрутил плотную ленту и вставил в воспроизводитель.

      Живость и яркость голоса заставили его вздрогнуть. Из-за этого конкретность первых фраз не уловил, но общая настроенность и суть были ясны и без этого.

      Ты должен… обязан… твои поступки… тебе необходимо… следует… надо!

      Яркое солнце родного дома. Сверкающее, залитое им пространство. Сильное, торжествующее и неколебимое, как и его мать. И он, чувствующий себя сжатым, словно усохшим под этим жарким гнётом. Не хватало воды той, которая бы заполнила и помогла расправить стиснутое в груди. Усилий, им прилагаемых, не хватало никогда. Мать неизменно находила изъян и душа снова пополнялась жгучим угольком, который он едва проглатывал. И после каждого назидания он жёг всё сильнее, будто расплавлялся внутри. Он начинал гореть весь. Опустив глаза, теребил свой собственный мизинец. Её голос звучал всё настойчивее, насмешливее, выше. И вдруг менялся, становясь исключительно категоричным и ультимативным.

      Дом стоял на небольшом холме, вкруг его росли замечательные цветы. Мать наняла двух садовников, дабы те ухаживали за ними. Цветы, благодаря их стараниям, были действительно лучшими во всей округе, да и за пределами тоже. Потому служили немалым доходом. Его же привлекала их красота. Невообразимые расцветки и оттенки, а какие запахи. Сызмальства он любил прилечь рядом с одним из цветков и рассматривать его, вдыхать аромат. Он разговаривал с ними, спрашивал тихонько: как ты? Цветок кивал в ответ, склоняя свою корону. И мне с тобой хорошо, улыбался он в ответ. Садовников, втайне от матери, он уговорил рассказать, а затем и показать как правильно ухаживать за растениями. Те упирались долгое время, всё опасливо поглядывая в сторону дома и мотая головой. Но его настойчивость, а может и искренняя мольба в глазах, позволила им поступиться запретом.

      С воодушевлением и азартом заботился он о цветах, однако, скрывая своё увлечение. Для остального мира он был целеустремлённым, положительным. Цель была не его, но кого это волновало. Первый во всём, чего бы это ни касалось. Мать гордилась, но и не ослабляла своей властности, скорее наоборот. Потому сад с этими дивными цветами был глотком свежести от пыльной рутины.

      Тайна раскрылась. Как всегда, произошло это случайно. И неважно как именно и кто подсмотрел, сильнее было чувство потерянности и пустоты. Садовники были заменены, решётка сада закрыта, ключ только у матери. В его голову и даже душу стали запихивать формулы, рекорды, достоинство. О последнем было сказано столько слов, что оно уже скрежетало у него на зубах мелким сухим песком и засело, казалось, во внутренностях. Необходимо было представлять семью на подобающе высоком уровне. Отец добавлял: «высочайшем, ибо ты элита».

      Уровень А – элита. Власть, средства – всё по наследству. Обязан сохранять и передать. На вопрос: «для чего?» Услышал в ответ пространную и горделивую речь отца о статусе и избранности. Он шёл по этому пути, где-то глубоко лелея тот осколок свежей радости. Его заваливало серым постоянством, осколок изредка поблёскивал, на краткое мгновение, напоминая о себе. Но пыль становилась всё толще, превращаясь в толстое одеяло. Он действовал. Обучался. Вступил на обозначенный путь, но не отзывался сердцем. Механичность исполнения удовлетворяла семью. Власть укреплялась, богатство росло. Сердце молчало и душа съёжилась, а взгляд был устремлён только за горизонт.

      Глава 2

      Стряхнув наваждение, утопил кнопку. Тишина на мгновение и снова шуршит дождь. Смотрел на мелкие капли, создавшие замысловатый,