Пока не видит солнце. Инесса Рафаиловна Давыдова

на слабость в ногах и головокружение. Ее тошнило, и в конце концов она вообще отказалась от пищи. Папа отвез ее в больницу и больше я ее живой не видела. Когда ее увозили, мама подозвала меня к себе и слабым голосом сказала: «Прости меня, Мышонок, не думала, что оставлю тебя так рано. Береги себя, поступай в жизни, как подскажет тебе сердце».

      Не прошло и месяца после смерти мамы, как бабушка нанесла нам первый визит. Наигранно причитала о большой потере отца, потом, посмотрев на меня исподлобья, сказала, что в доме нужна хозяйка и мать для дочки. После этого бабушка стала часто звать папу одного на ужин, а за мной приходила присмотреть тетка, которая в его отсутствие шарила по дому, как ищейка, выискивая мамины вещи. Собрав очередную партию в большой металлический таз, она выходила на задний двор и сжигала вещи в яме. Мне чудом удалось спасти от огня несколько маминых фотографий и пуховый платок, который прислали ей на день рождения родственники из Оренбурга.

      Вскоре бабушка снова нанесла нам визит. Она долго рассказывала о богатой женщине, у которой недавно умер муж. У нее имелся двухэтажный дом, отара овец, табун лошадей и своя мастерская по пошиву одежды из шкур. На этот раз отец слушал ее внимательно. Бабушка повела отца в свой дом. Как выяснилось потом, там его уже ждала богатая вдова. Отец вернулся домой пьяным и, прежде чем лечь спать, подошел ко мне, погладил по голове и сказал: «Скоро у тебя будет новая мама, ее зовут Куаныш».

      Куаныш, в переводе с казахского, означает «счастье», но счастья мачеха в нашу семью не принесла.

      Ее дом располагался на окраине города, ближе к горам. За домом, метрах в двухстах, была ферма, где содержались куры, овцы, лошади и еще был цех по выделке кожи. У мачехи было двое детей: сын, старше меня на три года и дочь моего возраста. Дети сразу приняли меня в штыки, не давали игрушек, толкали и насмехались. Их поведение явно забавляло мачеху, и, когда отец был на работе, мне сильно доставалось.

      Через полгода мачеха решила выселить меня из дома и в качестве спальни выделила на ферме кладовую, в которой хранился хозяйственный инвентарь. С этого момента я ела на краю грязного стола, на котором разделывали мясо овец. В дом заходить мне строго запрещалось, за исключением больших праздников, когда отец выпивал и звал меня к себе. А когда он был пьян, мачеха не смела ему перечить. В такие дни я старалась досыта наесться и что-нибудь припасти на следующие дни. В остальном переезд оказался мне только на руку. Работники жалели меня, да и атмосфера на ферме была гораздо веселее, чем в доме.

      В тринадцать лет из худющей девчонки я начала превращаться в девушку, это подметил сводный брат и стал меня преследовать. Как-то раз он подстерег меня у загона. Схватил за волосы и поволок в овраг. Я кричала и сопротивлялась, но он, зажав мне ладонью рот и нос, навалился всем телом. Когда от нехватки кислорода я начала задыхаться, кто-то ударил его сзади по голове, и он отключился. Солнце светило мне в глаза, лишая возможности разглядеть лицо своего спасителя, мелькнул мальчишеский силуэт. Я успела запомнить