Из-за девчонки (сборник). Валерий Алексеевич Алексеев

ни в жизнь бы не поверила, что это про нее! Но я же своими глазами читала!..

      – Ну, Катя! – Света Зарецкая от нетерпения даже затопала ногами. – У тебя одни междометия. А конкретно? Какой у нее был рост?

      – Сейчас вспомню. Метр шестьдесят…

      – Такая коротышка?! – не поверила ей высоченная староста класса Наташа Спринсян. – У меня уже сейчас метр семьдесят семь…

      – С-сто рублей – десять!.. Продано!

      Эмму Гречкосей, толстушку и сластену, волновал другой параметр красоты Венеры.

      – В этом месте у нее было шестьдесят пять, – сообщила ей Катя.

      – Ура! – возликовала Эмма. – У меня пока меньше!..

      – Ничего, – осадила ее Света Зарецкая, – скоро догонишь и пере…

      Тут Света издала пронзительный крик и застыла с видом, будто ей за ворот бросили голого гада. На самом деле брошена была полудохлая муха.

      Черт знает что! Девчонки превратились в злющих ведьм. Чокнутая Зарецкая за муху кинулась на Колюню, вцепилась в волосы и заставила кланяться ей в ножки десять раз и столько же – извиняться. Три раза он вполне чистосердечно попросил прощения. А чокнутая продолжала вместе с волосами выдирать у него мозги и приговаривать: «Извиняйся и изменяйся!» Спринсян и Гречкосей активно помогали ей. Одна Малышева сообразила, что это жуть как больно, и прекратила пытку.

      Разочарованный в жизни и людях, с горящей от таски головой, Рублёв сел рядом с Валерием Коробкиным. Будущий астрофизик ел бутерброд с вареной колбасой и листал какую-то книгу впечатляющей толщины. На его половине парты, отделенной от другой росчерком красного карандаша (дело рук Валерия), лежали клеммы, моточки проволоки тонкого сечения, конденсаторы, похожие на значки, и прочее. Один конденсатор, самый красивый, Колюня тут же без спроса прицепил к своей груди.

      – К-когда я ем, я глух и нем? – деловито спросил он Коробкина. Но ответа не получил. Тогда он съел у него бутерброд с сыром. (Валерий, сглотнув слюну, продолжал листать книгу.) – История техники! Том первый!.. – забрал у него книгу Колюня и заахал: – Какую литературу читает человек! Того и гляди, изобретет колесо, а если п-поднатужится, то и велосипед.

      – Ты подошел, чтобы это сказать? – сурово спросил Валерий.

      – Совсем человек перестал п-понимать шутки!

      – Я уже говорил: твоих шуток я не понимаю.

      – Т-ты тоже не всегда афоризмами выражаешься. «Морду набью», «скот», – напомнил ему Колюня про первосентябрьскую линейку. Красным карандашом подправил кое-где стершуюся линию раздела парты. – Но я не злопамятный… Сбежим с последнего?

      – С труда? – глянул в расписание Валерий. – Не могу. Надо одну детальку для поворотного круга выточить.

      – А п-после уроков что делаешь? – не отступал Колюня.

      – Домой пойду.

      – Жаль. У меня есть идея: в киношку с-сходить…

      – Во сколько?

      – В четырнадцать п-пятьдесят. В Доме культуры.

      – Не могу. В это время придет машина. С матерью баки грузить будем. А что идет?…

      – Лучше