Кольцо с тайной надписью. Валерия Вербинина

обращая на него внимания, Ласточкин поворачивается к парню в форме.

      – Вы, кажется, охранник?

      Тот утвердительно кивает.

      – Да, я тут, в подъезде… Слежу, короче.

      – Видели, как это произошло?

      Охранник явно растерян.

      – Ну… Он вышел из дома, спустился по ступенькам…

      – Он – это кто?

      – Раненый. То есть тогда он был еще в порядке… А потом я услышал стрельбу.

      – Из чего стреляли, нет соображений?

      Охранник думает.

      – Мне показалось… Обычный пистолет, скорее всего, «макаров».

      – Это вы на слух определили?

      – Да. Я с разным оружием дело имел в своей жизни, так что более-менее разбираюсь. Звук уж больно знакомый был.

      – А стрелявшего не видели?

      Охранник качает головой.

      – Нет. Когда я вышел из подъезда, никого уже во дворе не было.

      Видно, что он смущен, и, в сущности, есть от чего. Яснее ясного, он не стал очертя голову бросаться наружу, когда услышал выстрелы, а сначала выждал некоторое время и показался во дворе только тогда, когда опасность миновала. Но прежде, чем ставить ему в упрек его поведение, стоит задуматься: обязан ли он рисковать своей жизнью из-за какого-то жильца? Вовсе не обязан. Так что претензии отпадают. Все прочее – на его собственной совести.

      – Вас как зовут?

      – Роман Марцевич.

      – Ладно, мы еще с вами поговорим. В более спокойной обстановке. Лиза, собери-ка гильзы.

      – Их тут только две, – говорю я, осторожно поднимая с асфальта драгоценные вещдоки и засовывая их в пакет.

      Ласточкин мрачно смотрит на мальчика. Почему именно на него – не знаю, но факт остается фактом: тот, покраснев, достает из кармана третью гильзу, которую он стащил на память о волнующем приключении – убийстве, случившемся всего в нескольких шагах от него самого.

      – Вот балда! – раздраженно говорит капитан, выхватив у него гильзу. – Там же могли остаться отпечатки!

      Но тут, воя сиреной, во двор въезжает «Скорая помощь». Человек на асфальте скорчился и застыл в луже крови. Наперерез «Скорой» из узкой арки выскакивает иномарка помпезного вида. Она едва успевает увернуться от столкновения и уходит в сторону, колесом заехав на клумбу. Водитель «Скорой» высовывается в окно и высказывает водителю иномарки все, что он думает о нем, и его маме, и всех предках вплоть до десятого колена. Водитель иномарки, пижон из разряда тех людей, которые вечно куда-то спешат и поэтому считают, что все должны уступать им дорогу, тоже в долгу не остается. Толпа, обрадовавшись новому развлечению, принимает в нем посильное участие. Старик вопит и что есть силы колотит об асфальт палкой, щенок заливисто лает, а жена Кликушина заламывает руки и начинает истерически рыдать. Иномарка никак не может выехать из клумбы, а «Скорой» никак не удается подъехать ближе к телу. Привлеченные шумом, во двор стекаются зеваки. Наконец Ласточкин, оттолкнув пижона, сам садится за руль иномарки, и она легко выскальзывает из клумбы. Дав задний ход, капитан