Цепная Лисица. Цепной Койот. Мэри Эго

Ещё с детства так бывало – если злюсь, с людьми плохое случается. Вот и тут случилось. А что именно – не знаю. Не помню… Кажется, Алек с крыши едва не упал, но до деталей, хоть убей, не додуматься. Точно стёркой по памяти провели.

      Может, вот она, моя суперспособность – злиться… и людей от себя отталкивать? Если так, то я самый большой неудачник во вселенной.

      До ушей донёсся нарастающий гул голосов, двери аудитории распахнулись, и в коридор вывалила толпа сонных студентов. Профессор совсем их уморил. В воздухе разлился медовый аромат. Алек. Через пару секунд я его увидела, и сердце, точно по команде, сделав кульбит, забилось чаще.

      Алек шёл в обнимку с какой-то Енотихой и весело болтал со своим долговязым другом – раздолбаем, прогульщиком и любителем травки, верблюдом Ромой…

      Я уже было двинулась к ним, когда Алек вдруг заметил меня. Я несмело помахала. Перемена на лице Алека походила на смену дня и ночи. Глаза потемнели, губы скривились, словно от зубной боли. Он что-то тихо сказал друзьям. Те, кинув на меня любопытные взгляды, кивнули и направились к выходу, а он торопливо зашагал ко мне. Мои и без того слабые надежды на разговор скукожились под пристальным взглядом Пса.

      – Слушай, Тина… Чего тебе опять нужно? – раздражённо рыкнул Алек, беря меня за плечо и, точно надоедливого ребёнка, отводя в конец коридора. Туда, где никто не мог нас услышать. – Заняться больше нечем, кроме как путаться у меня под ногами? – его взгляд переместился мне за спину, куда-то выше моей макушки.

      – Куда ты смотришь? – не удержалась я, оборачиваясь. Но за спиной было пусто. Никого…

      Алек отошёл на полшага, скрестил руки, сказал медленно и чётко, точно вбивая гвозди:

      – Давай-ка договоримся, что ты меня оставишь в покое, ладно? Я уже устал тебе намекать на это. Вроде же не дура? Поэтому просто скажи, что поняла, и давай разойдёмся.

      Он был взбешён, как может быть взбешён пёс, которого надёргали за хвост надоедливые дети. Но ещё я видела отпечаток страха за сведёнными бровями, боль за сжатыми кулаками, отчаяние за напрягшимися плечами. Взгляд его карих глаз то и дело прыгал куда-то мне за спину, словно даже смотреть на меня ему было противно. Стоять рядом – неприятно. Говорить – мерзко.

      Почему он так со мной? За что? И зачем я продолжаю этого человека любить? Вот бы вырвать больное сердце да заменить на новое, чистенькое. Но нет, стою тут, чувствуя себя медузой на песке, в которую тыкают палкой, чтобы она побыстрее издохла. И ничего не могу поделать!

      Лиса не шевелилась, словно боясь сделать хуже.

      – Мне нужна помощь, и… кроме тебя не к кому обратиться, – прошептала я в отчаянии.

      – Что ты там бубнишь?

      – … насчёт вчерашнего, – громче сказала я. – Почему ты назвал меня “Лисицей”?

      Алек скривился, точно ему наступили на больную мозоль. Оглянулся, пошарил взглядом в опустевшем коридоре, обеспокоенно потёр лоб:

      – Тина, если это то, о чём я думаю, то мой тебе совет – ни с кем не говори о своих странностях. Никто