Мереть. Олеся Громова

чудовищно громкое:

      – Провожающие на вы–ы–ы–хо–о–од!

      – Ивар Скиф. Будем знакомы?! – представился темноволосый пассажир, войдя в купе и глядя, как новоприбывший закидывает на полку для багажа громоздкий, туго набитый чемодан и связанную шнурками пару массивных кожаных ботинок на меху. Приторный запах дешёвых духов просочился следом и быстро заполнил спальную каморку, заставляя обоих брезгливо морщиться.

      – Марк Лавров, – нехотя кивнул попутчик, достал из кармана куртки потёртый бумажник и переложил билет в паспорт. Было заметно, что сосед не особо расположен к общению.

      – Если вам негде остановиться в Бóровске, могу порекомендовать тихое уединённое место, – как бы невзначай предложил Ивар, усаживаясь напротив него и внимательно разглядывая мужчину. Тому навскидку можно было дать около сорока лет. Его аккуратно стриженные русые волосы, честное лицо с умными прозрачными глазами и крепкая подтянутая фигура невольно вызывали симпатию.

      – С чего вы взяли, что я еду в Бóровск? – Марк поджал губы и прямо взглянул в льдисто-серые глаза. – Ах, да, конечно… – он понимающе перевёл взгляд на проездной документ, наполовину выглядывавший из паспорта. Кроме билета, оттуда торчал яркий флайер с надписью «Бóровск-230!».

      – Это было не трудно, – Скиф постарался спрятать довольную улыбку.

      – А что насчёт моей работы? – чуть вызывающе вздёрнул подбородок Марк и слегка прищурился. – Как вы узнали, что я недавно уволился?

      – Билет в один конец и весьма крупная ручная кладь, которая набита под завязку, – пожал плечами попутчик. – Для человека, который едет в командировку или отпуск, у вас избыток вещей. Вы наверняка запаслись тёплой одеждой на случай осенних холодов. Берцы с мехом внутри говорят сами за себя. Сейчас начало августа. Значит, у вас много свободного времени.

      – Вы наблюдательны, – немного смутившись, усмехнулся Марк. – А вдруг я просто переезжаю?

      – Если позволите… – Ивар, как будто сомневаясь, стоит ли продолжать, вопросительно посмотрел на соседа по купе.

      – Конечно. Мне интересно.

      – Вы не переезжаете, а бежите… От самого себя, от боли, которая вас всё ещё терзает после потери жены и ребёнка, и от опостылевшей работы, которая не приносит удовлетворения и не помогает решить ваши личные проблемы.

      Лицо попутчика вдруг сделалось серым, на челюстях заходили желваки, а глаза опасно потемнели и прищурились.

      – Кто вы такой? – внезапно охрипшим голосом спросил Лавров.

      – Журналист, – сухо ответил Ивар. – Простите, если задел ваши чувства.

      – Откуда вы столько знаете обо мне?

      – Обыкновенная наблюдательность. Когда ежедневно обрабатываешь огромный массив информации, невольно привыкаешь видеть главное и игнорировать второстепенное. Плюс возникшая после травмы способность избирательно запоминать детали.

      – Поясните, – было заметно, что Марк всё ещё не освободился от подозрений. Ему с трудом удавалось сохранять самообладание.

      – Хорошо… – Скиф сделал глубокий вдох и задержал дыхание, как перед прыжком в воду. – Я уже сказал, что у вас весьма внушительный багаж для одного – чемодан из разряда семейных. Холостой мужчина вряд ли купит себе такой, ему будет достаточно спортивной сумки или рюкзака. Значит, как минимум, один раз вы путешествовали с близким человеком. На фоне загорелой кожи трудно не заметить белый след от обручального кольца на безымянном пальце, которое вы недавно сняли. Развод? Отнюдь! Оба кольца – ваше и супруги – лежат в прозрачном кармашке бумажника. Вы невольно показали их, когда доставали билет. Почему не избавились от них, если речь о разводе? Потому что это не столько напоминание о вашем браке, сколько символ любви. Вы любите жену, а она любила вас. Ведь раньше за вашей одеждой явно ухаживала любящая женщина – манжеты рубашки идеально подшиты нитью в тон, зато пуговицы пришиты цветными нитками. Значит, пришивали вы их сами, поскольку позаботиться об этом больше некому. К «собачке» на молнии чемодана подвешена крошечная бирюлька в виде голубых пинеток – бессознательный порыв женщины обозначить своё материнство, подчеркнуть его для себя или милый способ сообщить счастливую новость отцу. Их вы тоже не стали снимать. Может, забыли. А может, они имеют для вас особое значение? Ведь едете вы надолго, но вас никто не провожает. Сложно предположить что-либо ещё, кроме болезненной потери семьи, которая так вас подкосила, что вы уволились с работы и покидаете город, где вам всё напоминает о счастливом прошлом… – Переведя дыхание после столь длинной тирады, Скиф терпеливо ждал реакции попутчика. Марк потрясённо молчал.

      – Мне жаль, если я прав, – с какой-то непонятной интонацией, в которой едва ли слышалось сожаление, вдруг произнёс Ивар. Ему безоговорочно нравился этот сдержанный человек с неброской внешностью, в котором чувствовалась большая внутренняя сила и мужественность.

      Его попутчик покачал головой и отвернулся к окну, пряча заблестевшие глаза и пытаясь справиться со спазмом в горле.

      – Был пожар… Она была на пятом месяце… – Марк, наконец, овладел собой и прямо