Падальщики. Книга 3. Айя Сафина

от особи к особи и продолжая жизненный цикл вируса.

      – И как он это сделал? Как отключил сознание? – спросила я.

      Мы смотрели на третью комбинацию генов, которая скрывала в себе сложнейшую загадку: как чужеродный организм смог стереть сознание человека?

      – Для начала тебе нужно понять, что такое Я, – начал Кейн. – Что тебя определяет? Что тебя отличает от других?

      Я ответила, не думая:

      – Память.

      – Верно, память – это твоя идентичность. Благодаря памяти, ты знаешь, кто ты такая, кем работаешь, кто твои друзья, что планируешь делать на выходных, что любишь, что ненавидишь. Вирус понял, что надо стереть память.

      – И как это сделать?

      Кейн демонстрировал разные изображения МРТ головного мозга, а я все нюхала его шею, надеясь, что он не замечает.

      – Мозг – сложная конструкция, состоящая из иерархических групп сверхсложных гиперструктур нейронов, – Кейн продолжал объяснять. – Память прописывается сразу в нескольких нейронных сетях во всех частях мозга. То есть воспоминание – это возбуждение определенного набора нейронов, объединенных в одну сеть, но в разных частях мозга. Воспоминание о вкусном ужине затрагивает разные отделы мозга, например, корковый центр обоняний, затылочную долю со зрительным отделом и височную долю со слуховым. Отключить целые отделы мозга вирус не может, потому что зараженный не сможет без них охотиться. А значит стереть память он не в силах. Но он может контролировать способность человеческого мозга пользоваться памятью.

      – Отключая нейроны, – следовала я за Кейном.

      Он посмотрел на меня и улыбнулся. Я чувствовала себя не в своей тарелке, когда он смотрел на меня вот с таким вот довольным лицом, словно я-собака ему кость динозавра принесла. Я ударю его, если он почешет меня за ушком.

      А может, не ударю, а попрошу еще.

      Робокоп крутился на табурете возле дальнего стола и подначивал: «Оседлай его, сестра!».

      Я мысленно шикнула на образ, понимая, что галлюцинации переходят все разумные пределы.

      – Интересно, как это происходит? – спросила я, прервав наш затянувшийся глазной контакт.

      – Что именно?

      – Как люди теряли память? Как переставали осознавать себя?

      Кейн задумался, а потом произнёс:

      – Представь, как ложишься спать вечером.

      «Он уже приглашает тебя в постель!»

      Заткнись, металлический ублюдок!

      Кейн запустил видеоролик с тремя разными электроэнцефалограммами.

      – Эта принадлежит Лилит, я ее помню. А эти чьи? – спросила я.

      – А эти принадлежат спящему и бодрствующему. Сравни их с Лилит, – сказал Кейн.

      И я, как самая послушная ученица, сосредоточилась над заданием Кейна.

      Ритмы Лилит были ровными и монотонными, как на энцефалограмме человека в фазе глубокого сна, скачки линий были синхронными, превращаясь в один дружный хор. На третьей электроэнцефалограмме была показана деятельность мозга бодрствующего человека, и его ритмы