Человек войны. Валерий Николаевич Ковалев

в стороны.

      Дим прыгнул вперед, выдав серию сокрушительных хуков* (те попали в пустоту), а в следующий миг рухнул на спину от молниеносной подсечки.

      – Еще,– одобрительно кивнул младший лейтенант, после чего Дим вскочил и попытался выполнить апперкот*, но противник гибко поднырнул под него и с криком «ха!» швырнул старшину через себя на землю.

      Упрямый морпех вставал еще и еще, результат был аналогичный, а затем инструктор прекратил бой и спросил, где тот учился боксу.

      – В московском «динамо» – утер разбитую губу Дим, уважительно пялясь на офицера.

      Неплохо работаешь, – бесстрастно сказал Пак. – У меня после первого раза редко кто поднимался.

      Спустя пару недель, пополнение лихо сигало с «По-2» с парашютами, уверенно дырявило мишени из ППШ и немецких «шмайсеров», могло читать карту и минировать объекты, а также неплохо освоило рукопашный бой.

      Последний Диму нравился особо, и своего лучшего ученика, невозмутимый Пак, научил метать в цель штык-нож, саперную лопатку и финку …

      В тяжелых боях начался сорок третий год, были атаки, оборонительные бои и выбросы за линию фронта.

      Морской ангел берег Дима – тот не был убит и отправил в мир иной еще нескольких фрицев, а в составе поисковой группы взял ценного языка, получив свою первую медаль «За отвагу».

      А еще обзавелся трофеями – «парабеллумом» и эсэсовским кортиком.

      Пистолет, слазав ночью на место недавнего боя к подбитому бронетранспортеру, он вместе с кобурой снял с убитого обер-лейтенанта, а кортик едва не прервал молодую жизнь старшины в одной из схваток.

      Тогда атакующие фашисты, ворвались в траншеи моряков, и начался рукопашный бой, жестокий и молчаливый.

      Расстреляв в упор диск, Дим сцепился с жилистым эсэсовцем с «вальтером» в руке, который у него на глазах застрелил ротного комсорга.

      – Ах, ты мразь! – прохрипел он, и враги рухнули на дно траншеи. Немец оказался сверху (старшина едва успел выбить пистолет), а в следующий момент над ним блеснуло тонкое жало.

      – Кранты, – промелькнула мысль, а потом в башку немца, сзади врубилась саперная лопатка.

      – Живой?! – заорал кто-то знакомым голосом, и смертоубийство продолжилось.

      Спустя час, в траншее положили всех фрицов, а раненых добили (эсэсовцы моряков в плен не брали и те отвечали взаимностью), а потом долго напивались дымом самокруток и молчали. Смерть к разговорам не располагает.

      Кортик же, Дим оставил себе, очень уж он был по руке. С серебряной оплеткой на рукояти, острым золингеновским клинком и витиеватой гравировкой на нем «Blut und Ehre», что означало «Кровь и Честь». Девиз старшину вполне устраивал.

      Потом, в многочисленных вылазках за линию фронта, Дим перережет им не одну арийскую глотку, а пока он подбрасывал трофей на ладони и радовался, что остался жив. Смертельный счет был в его пользу.

      Все это время, в перерывах между боями, любящий сын, писал короткие письма маме.

      В них он сообщал, что жив – здоров, бьет немцев, отмечен наградой и по утрам чистит зубы.

      Мария