Миссис Калибан. Рейчел Инглз

опасно, как о том более чем свидетельствуют трагические события сегодняшнего утра, поскольку два сотрудника института – охранник Джон Келсоу и доктор Деннис Уэктер – были обнаружены мертвыми и жутко изувеченными у открытой клетки животного. Когда в Институте только поселили Аквария, существовала надежда, что он привлечет исследователей со всей страны, однако те ученые, кому поручили изучать его повадки, пришли к единодушному мнению, что существует немалая опасность того, что контакт с большим количеством людей может привести к заражению его каким-нибудь заболеванием; пусть оно и безопасно для рода людского, но может оказаться смертельным для его таинственно иной физиологии. К тому же, добавили специалисты, он обладает невероятной силой и его следует считать крайне опасным, особенно если распалить в нем ярость. Предупреждение это нынче оказалось трагически обоснованным, как о том может быть известно лишь близким этих двоих – тех, кто погиб, преданно и храбро выполняя строгий долг искателей знания. Мы настаиваем на этом предупреждении, адресованном всем, кто находится в окру́ге: животное свирепо, и к нему не следует приближаться ни при каких условиях. Если вы увидите его, звоните в полицию немедленно. Повторяем: чудовище опасно.

      На миг Дороти решила, что известие об Акварии – одно из ее особенных объявлений. Но так быть не могло. Особые голоса никогда не звучали подолгу, и было в них что-то тихое, близкое, как во сне, – их было слышно в ухе так, словно порождал их сам орган слуха, а не что-то извне его. Эту же тираду произнесли обычным эмоционально подогретым бубнежом торговца-рекламщика.

      Если бы Скотти выжил, она б сейчас звонила в школу и ставила их в известность, что из-за этого предупреждения сама заберет его днем. Пусть даже теперь он был бы взрослый мальчик; сколько ему? Умер он от обычного наркоза, какой дают перед простым удалением аппендикса, и после объяснить ей это могли только «индивидуальной реакцией», «непредвиденной аллергией» и «лекарственной непереносимостью». А несколько месяцев спустя она потеряла ребенка. Тут-то все с Фредом и начало меняться. Первый удар оглушил обоих, а вот второй отвратил их друг от дружки. Каждый подспудно винил другого, в то же время ощущая обиду, ярость и вину при мысли о том, что подобное же несправедливое порицание излучается и противоположной стороной. Затем легче стало все замести под ковер; они слишком уж выдохлись, чтобы предпринимать что-то еще. Так оно и длилось: молчания, отдельность, отчаянное придумывание разговоров, которые, как оба знали, будут безнадежны. Задолго до того, как стал ей неверен, Фред предложил спать в разных постелях. У обоих бывали неполадки со сном, и они просыпались в разное время. Да и, в конце концов, не то чтоб они теперь как-то извлекали прок из того, что спят вместе. Она поняла, что это конец, когда он так сказал, но в ней не было силы что-то с этим поделать. В нем тоже немного сил, похоже, было, иначе они б уже развелись. Заметай все под коврик достаточно долго – и хоть из дому съезжай.

      В