Краски жизни. Елена Александровна Асеева

тоски.

      Безнадежность последнее время приобрела какое-то болезненное состояние, связанное в первую очередь со смертью Лёшеньки и дополненное отпочкованием от нее сына и дочери, которое воспринималось не столько положенным их взрослением, сколько очередной потерей. Может быть, потому как Зоя, замкнувшись в себе и своих потерях, не только лишилась смысла жизни, но и его полихромности, она согнулась физически, сгорбив спину, свесив голову и опустив руки, а с тем приобрела душевное желание, точнее единственную, навязчивую мечту…

      Мечту, желание, тягу увидеть своего Алёшеньку, Лёшеньку, Лёшку. И хотя бы разочек заглянуть в его серые с карими брызгами глаза, провести подушечкой пальца по блестящим красным губам, по спинке узкого с удлиненным кончиком носа.

      Хотя бы увидеть… пусть даже без права обнять, прижаться, поцеловать…

      Увидеть хотя бы на минутку, чтобы окончательно попрощаться, а после и не думать ни о чем, ни переживать, ни воспринимать и саму как таковую жизни.

      Зоя за последний год и вовсе забыла, что, как и у других людей, у них с мужем не все и не всегда было гладко. И порой ссоры заканчивались гневными словами, обидами, а то и вовсе долгими днями молчания…

      Но все эти обиды, ничтожные теперь, заволоклись парами того самого серого, свинцового, дымчатого, мышастого оттенка, пропав в них безвозвратно, не в силах собственными переживаниями поддержать женщину в минуты отчаяния. Потому и вспоминалось лишь хорошее, доброе, нежное в отношениях мужа и жены, как и самого его образа, округлого лица, жилистой, крепкой фигуры, средне-русых, густых волос с косматым чубом, спускающимся на лоб, который было так приятно взбивая, гладить, ощущать под пальцами.

      Порой мысль увидеть Алёшеньку, хотя бы на минутку, приходила в темной ночи, когда одинокий дом чуть слышно постанывал ставшему беззвучным плачу Зои…

      Увидеть Лёшку было навязчивой и опять болезненной мечтой, измучивая собственной невозможностью и нескончаемостью, которая теперь принялась окончательно опустошать душу женщины, а может даже убивать.

      Увидеть Лёшеньку… коснуться его все еще живого, улыбающегося, смеющегося с которым из-за реанимационных мероприятий, а потом приговора врачей: «Извините, мы не смогли его спасти, сердце остановилось!», так и не удалось проститься, а значит, и, вымолить прощения за глупые, суетные мелочи которые лишь отняли мгновения их счастья.

      Глава вторая. Дымчато-черный колорит

      Зоя лишь сейчас, когда автобус, застыв на месте, стих, словно пробудилась от тяжелых мыслей и взглянув на открытые двери туго вздохнула. Еще и потому как сквозь раскрытые створки сейчас просматривался унылый в дымчатых тонах вид улицы, устланной пепельно-сизым асфальтным полотном, и придавленной с двух сторон одноэтажными домами, прячущимися за металлопрофильными, в основном мрачной расцветки, заборами, указывающими не только на безрадостную