Закоулки судьбы. Людмила Андреева

здоровенькую и крепкую. Когда Анфисе принесли ее для первого кормления, она наотрез отказалась.

      – Я не возьму ее! Не хочу кормить ребенка своего насильника! Хватит с меня уже того, что я носила его под сердцем!..

      Ничто не могло смягчить ее. Ни уговоры врача и сердобольных нянечек, ни осуждающие и порой хоть немного сочувствующие взгляды других мамаш, лежащих тут же. Анфиса так и не примирилась со своим положением. Жестко, чтоб раз и навсегда, она сказала «нет» и после выписки уехала к себе на родину. В деле ее дочери только и осталась расписка-отказ.

      Вернувшись домой, Анфиса застала чахоточную мать и совсем отчаявшуюся сестренку. Уже на смертном одре мать Анфисы произнесла фразу, которая всегда молотком стучала в висках:

      – Ты – остаешься за старшую… не бросай сестренку, дочка… будь ей за мать…

      …По окончании войны, когда Петр наконец переступил порог родного дома и обнял своих близких, в их дверь робко постучалась Анфиса. В деревне все знали, что до войны они дружили и их считали хорошей парой, под стать друг другу.

      Петр смотрел в лицо своей любимой и не узнавал ее. Черты лица вроде бы прежние, а было в ней что-то незнакомое и чужое. И на висках воронова крыла – блестели серебряные ниточки волос…

      Предчувствуя недоброе, вечером за околицей, он спросил:

      – Что произошло, Анфиса? Почему в твоем взгляде столько суровости и скорби? Расскажи мне…

      Она опустила голову и по ее щекам покатились скупые слезинки.

      – Ну, что ж ты… что, ты… ― он принялся пальцами утирать их и обняв ее за плечи, прижал дрожащую девушку к себе.

      Но Анфиса отстранилась от него и пошла вперед. Сколько раз мысленно она начинала эту беседу и не могла довести до конца. Теперь же настал черед истинного разговора, который для нее значим настолько, что казалось решался вопрос жизни и смерти. Ждать было уже нечего, пора расставлять все точки по местам… и она, с дрожью в голосе и холодком в груди, начала свой печальный рассказ.

      – …Теперь, Петруша, ты знаешь все… ― закончила она и осмелилась поднять свои глаза на ненаглядного.

      Его взгляд был устремлен куда-то в даль мимо нее, а пальцы со злобной яростью терзали затейливо вышитый кисет с махоркой… казалось он, ничего из сказанного ею, не слышал. Анфиса легонько коснулась руки Петра.

      – Петруша, ты меня слышишь?..

      Он посмотрел на нее невидящим взглядом и произнес:

      – Да, я все слышал… ― отвернувшись от нее он медленно пошел прочь.

      Почувствовав себя так, будто у нее без наркоза вырезают сердце, Анфиса отчаянно крикнула ему вдогонку:

      – Куда же ты?! Ну не молчи, умоляю тебя!.. Скажи же, хоть, что-нибудь!..

      Петр обернулся:

      – Что я должен тебе сказать? Ты мне все рассказала, спасибо. …Но кто подтвердит правоту твоих слов? Может все было иначе, кто знает? Я знаю только одно, что ты меня не дождалась… ― он зло сплюнул на дорогу. ― Как