Девятый Дом. Ли Бардуго

новая ты?

      О том же спрашивали Мишель Аламеддин, когда он сопровождал ее на первом курсе.

      – Познакомьтесь с нашей новой Данте. Алекс из Лос-Анджелеса.

      – Мило, – сказал Зелински. – Знаешь каких-нибудь кинозвезд?

      – Я как-то голой плавала в бассейне у Оливера Стоуна – это считается?

      – Он там тоже был?

      – Нет.

      На лице Зелински отразилось искреннее разочарование.

      – Мы начинаем в полночь, – сказала Амелия.

      У них оставалось полно времени, чтобы провести периметр вокруг ритуального стола.

      – В ходе этого обряда мы не можем совершенно отгородиться от Серых, – объяснял Дарлингтон, делая вместе с Алекс широкий круг вокруг стола и выбирая, где провести границу. – Магия требует, чтобы пути сквозь Покров оставались открытыми. А теперь опиши мне первые шаги.

      Он задал ей прочесть несколько отрывков из «Заклинаний Фаулера» и короткий трактат о магии порталов, восходящий к периоду становления «Свитка и ключа».

      – Костяная пыль, кладбищенская земля или любое другое memento mori для формирования круга.

      – Хорошо, – сказал Дарлингтон. – Сегодня будем пользоваться вот этим, – он протянул ей мелок из спрессованного пепла из крематория. – Так мы сможем делать пометки более аккуратно. С каждой стороны света оставим по открытому пути.

      – А потом что?

      – Затем займемся дверьми. Серые могут нарушить ритуал, а нам не нужно, чтобы такая магия вырвалась на свободу. Магия должна находить применение. Когда начнется этот конкретный обряд, она возжаждет крови, и, если заклинание отделится от стола, оно может буквально разрубить пополам какого-нибудь милого студента юрфака, занятого зубрежкой в квартале отсюда. Таким образом, в мире станет на одного законника меньше, но, говорят, что шутки о юристах устарели. Так что, если какой-нибудь Серый попытается прорваться, у тебя есть два варианта: либо посыпь их землей, либо произнеси смертные слова.

      Серые ненавидели любые напоминания о смерти и угасании: ламентации, погребальные песни, поэмы о горе или утрате – сработать могла даже особо виртуозная реклама морга.

      – Как насчет и того, и другого? – спросила Алекс.

      – В этом нет никакой необходимости. Мы не тратим силы понапрасну.

      Она не выглядела убежденной. Ее тревога удивила Дарлингтона. Возможно, Алекс Стерн и была испорчена и необразована, но до сих пор она проявляла немалое мужество – по крайней мере, когда речь не шла о мотыльках. Где же та сталь, блеск которой он мельком заметил? И почему ее страх так сильно его разочаровал?

      Когда они уже заканчивали делать отметки, чтобы замкнуть круг, через турникет прошел молодой человек в шарфе, из-под которого виднелись одни его глаза.

      – Почетный гость, – пробормотал Дарлингтон.

      – Кто он?

      – Зеб Йерроумэн, вундеркинд. Или бывший вундеркинд. Не сомневаюсь, что у немцев есть название для дарований, которые вышли из возраста enfant terrible[11].

      – Тебе

11

Enfant terrible (франц.) – несносный, избалованный ребенок.