Двери в полночь. Дина Оттом

(кажется, сестры вообще никогда не бывали серьезными) лисички проводили меня до жилищного отдела Института и убежали на планерку.

      Толкнув дверь, я оказалась в просторном аскетично обставленном кабинете, покрашенном в серые цвета и собравшем в себе, казалось, все запасы офисной техники в мире. За стандартным черным компьютерным столом сидела совершенно обычная с виду женщина чуть за тридцать. Строгий деловой костюм цвета мокрого асфальта, волосы красивого шоколадного оттенка гладко зачесаны назад и собраны в узел. Светло-карие глаза прожгли меня насквозь. Я почувствовала себя школьницей на приеме у директора, которую сейчас за что-то будут ругать.

      Пару минут она молча мерила меня взглядом. Мне мгновенно стало стыдно за поношенные кеды и прорвавшиеся кое-где джинсы. Ее взгляд будто говорил: «Я же знаю, что тебе недавно выдали астрономическую сумму. Почему ты не привела себя в порядок?» Я уже чуть было не открыла рот, начиная оправдываться, но тут же одернула себя: я ей ничем не обязана! И мой лохматый кавардак на голове даже показался мне знаменем моего невольного сопротивления. Я подняла голову повыше, выпячивая подбородок.

      – Имя? – наконец уронила она, раскрывая тонкие губы.

      – Черненко Черна, – выдала я с легким вызовом. Ее передернуло.

      – Заселение?

      – Да.

      – Кто направил? – Не сводя с меня глаз, она доставала какие-то бумаги из пластиковой секции на столе.

      – Оскар.

      Я вдруг поняла, что произнесла его имя как вызов, будто давая ей понять, что мы с ним в доску свои. Пара клеток моего мозга, не охваченная суровой борьбой со стервозной представительницей бюрократии, зашлась хохотом от идиотизма ситуации.

      У нее на щеке дернулась мышца.

      – Не «Оскар», а «глава отдела трансформации», – поправила она меня таким ледяным тоном, будто хотела заморозить на месте. Я искренне понадеялась, что она все же обычный человек и на самом деле у нее это не получится.

      Я с детства не переносила, когда меня учили жить, правильно говорить, и главное – таким вот тоном «я начальник – ты дурак». Особенно если мне она и не начальник вовсе. Меня понесло:

      – Не знаю, как там он для вас называется, официально, – я сладко улыбалась, – может, и «глава чего-то там». А для меня он просто Оскар.

      Ее лицо сначала побелело от злости, а потом стремительно посерело.

      – Извольте соблюдать протокол, милочка, – выдала она с шипением, выплевывая слова в мою сторону, будто метательные ножи.

      – Какой такой протокол? – Я невинно захлопала на нее ресницами. – Оскар мне ничего такого не говорил.

      Теми самыми двумя клетками своего бедного мозга я понимала, что творю, в общем-то, непотребство, и от Оскара мне явно прилетит за такую вот самодеятельность, но… Я попыталась оправдать себя: у меня трудный период, я неделю провела взаперти, превращаясь из человека в зверя, не спала черт-те сколько, примерно столько же не ела, а тут какой-то человек меня жить учит! Забавно, кажется, я стала хомофобом…

      У нее даже глаза побелели. А вдруг она