Сад утрат и надежд. Хэрриет Эванс

взяла его за локоть:

      – Слушай. Не начинай все снова. Это твое «формирование команды», о’кей? Я хочу…

      – Нет. Тссс, секунду. Вот. Слушай.

      – Сегодня в центре Лондона будет продаваться эскиз, – сообщил Джон Хамфрис с самой лучшей, добродушной, ироничной интонацией. – Эскиз размером не больше ноутбука будет выставлен в полдень на аукционе. Ожидается, что он будет стоить четверть миллиона фунтов. Да, вы не ослышались, эскиз.

      – Вот заладил – эскиз да эскиз, – пробормотал Мэтт, и Джульет нервно приложила палец к губам. Она неподвижно стояла, держась рукой за горло, и удивлялась, почему при любых разговорах об этом у нее возникало ощущение, будто она стремительно несется с крутой горы. Как-то глупо.

      – Это, впрочем, не рядовой эскиз; он был сделан для картины, которая когда-то была, пожалуй, самой знаменитой в мире. Сейчас ко мне подошел Генри Кудлип из аукционного дома «Дауниc», кто проведет аукцион.

      – Который проведет аукцион, – машинально пробормотала Джульет.

      – Это твой босс? Шикарный парень? – спросил Мэтт, мгновенно заинтересовавшись. Он повернул Санди на его стульчике и поцеловал. – Эй, малыш. – Он взъерошил его пышные, золотые волосы. В это время из приемника гремел сквозь потрескивание статических помех зычный голос Генри Кудлипа, словно у радиоволн не хватало сил его сдерживать.

      – Сок! – Санди заплакал. – Сок, мама, сок, сок!

      – Никто не знает, почему художник сжег «Сад утрат и надежд». Он был не в себе, вот и все. Он был болен. Странный парень.

      – Но почему картина была так популярна?

      – Джон, я не могу вам сказать.

      – Эксперты, – фыркнул Мэтт. – Упаси нас бог от таких экспертов.

      Джульет улыбнулась. Она стояла, скрестив руки на груди, возле радио.

      – …несомненно оказалась созвучной настроениям британской публики, когда была написана… Ее называли самой трогательной в мире картиной, и это было ее уникальным торговым предложением. Взрослые мужчины стояли перед ней и рыдали. Дети художника, запечатленные в момент невинного созерцания в его саду, словно волшебные эльфы… как вы, вероятно, знаете, они оба…

      – Мам, а что случится, если вставить шарик в попку? – заорала Айла, стоя рядом с ней.

      – Это замечательно, милая, – шшш, минутку…

      – …умерли через несколько лет, – говорил Генри Кудлип. – Это действительно медитация на тему детства…

      – Кто умер? – тут же спросила Айла. – Заткнись, Санди!

      – Никто. Это было давным-давно, и ты их не знаешь. Не беспокойся, – машинально пробормотала Джульетт и наклонилась к Санди, который лежал на полу, кричал «СОК» и колотил по полу пластиковой чашкой IKEA.

      – Почему они умерли?

      – Какой ужас. И я полагаю, что все захотят узнать…

      – Потому что их тела стали старыми, а вообще, они жили долго и счастливо. Ешь быстрее, милая…

      – …остались ли от оригинала другие эскизы или изображения?

      – Увы, нет! – Генри Кудлип сообщил об этом почти с удовольствием. – У нас больше