Вести из похоронного автобуса. Или мёртвые ду… мы. Том 2. Сергей Купряшов

Десса и, вместо калькулятора, достав откуда – то старинные счёты с большими чёрно – белыми костями, принялась сосредоточенно что – то считать, и потом, после долгой тишины, громко скомандовала, – Деньги, давай!

      Любаша испуганно вздрогнула, достала из – под стола сумку с деньгами и трясущимися руками поставила её на стол.

      – А можно ещё… чтобы там… музыка играла? – с опаской спросила она, – «Масковый лай»… Группа такая есть… Он её… сильно любил…

      – Где, «там»? – переспросила Десса, не отрывая взгляда от счёт.

      – Ну… в гробу… у него… – пролепетала вдова, запинаясь от волнения.

      Десса надолго замолкла, источая глумливый взгляд и, наконец, произнесла:

      – Иди с Богом! Будет тебе, хоть «Масковый лай», хоть «На – На».

      Когда Разгара закрыла за собой дверь, Десса убрала старинные счёты в стол, произнесла сама себе: «Уж, хоть бы, польку „Бабочку“, что—ли…» и растворилась в воздухе.

      17.

      Рядом с кабинетом Уайта, сидя на стуле, убивалась какая – то бабка. Она уж и причитала, и плакала, впадала в забытьё и начинала заново.

      – А ну, бабуль, зайди. Расскажи – ка мне, что там у тебя стряслось? – участливо спросил Уайт и под локоток сопроводил её в кабинет.

      – Милок, дед мой помер. Его ночью сегодня к вам привезли, – ответила бабуля и снова заголосила.

      – Фамилия? — строго спросил Серёга. – Трошкин. Трошкин Пётр Филипыч.

      Уайт достал из вороха бумаг нужную, прочёл её и умозаключил:

      — Судя по документам, бабуль, Петр Филипыч твой был человеком глубоко пьющим и, видимо, доставлявшим тебе немало хлопот. Так, чего же ты так убиваешься и народ, мне тут, пугаешь?! Отмучился, твой Филипыч! И всех отмучил! Хоть, на старости лет спокойно поживёшь.

      – Да! Выпивал! – согласилась бабуля, но потом как – то обмякла и тихо так, добавила, – А мне всё равно жалко! Столько лет вместе… Что вот, мне теперь, одной?

      – Как твоего деда – то будем хоронить, матушка? – смягчился Уайт и приготовился записывать.

      – Да как, милок, хоронить… Скромно. Денег – то, не шибко… – почти шёпотом ответила она, снова тихо зарыдала и продолжила, — Ни денег, ни детей… Теперь вот, ни деда… Был сынок единственный, да и тот, из Афганистана, этого грёбаного, в гробу цинковом домой воротился. С тех пор, дед – то и запил, хотя и сам, фронтовик. Всю отечественную отвоевал и до Берлина дошёл. Он, до сынка – то, почти и не пил. Всю жизнь на заводе отбатрачил.