Эффект Лазаря. Елена Радецкая

хамить, пусть мозгами раскинет: через пять лет у нее своя семья будет, а мать останется несчастной сиротой, и последствия этого непредсказуемы. А сейчас Лилька может устроить свою жизнь, даже ребенка родить.

      – А кто моего будет нянчить? – спрашивает Шурка.

      – Это юмор или эгоизм?

      Я перестаю ее понимать.

      – Да ладно тебе, Соништа… Ты стала какая-то неродная.

      – Это ты неродная, – буркнула я.

      – Ну, не сердись, – примирительным тоном. – Ладно? Чмоки-чмоки.

      – Какие «чмоки»? – Я задохнулась от возмущения. – Что за пошлость из тебя лезет?

      – Да ты что, это же песня. Просто песня. Я думала, ты продвинутая. «Пока-пока, чмоки-чмоки, от тебя исходят токи-токи… – начинает она петь мерзким голосом. – Тебя коснусь, меня трясет, не влезай, а то убьет…»

      Это Шурка мне клизму вставила! Как с ней говорить, я не знаю. Я переполнилась праведным негодованием и послала ее в задницу. Это не педагогично? Других методов не знаю.

      Да, между нами пропасть. Я воспитана в Советском Союзе, я была октябренком, потом пионеркой, я даже успела вступить в комсомол. Не то чтобы нас насильно туда загоняли, но никто не протестовал, и попробовал бы! В дальнейшем, когда Советы рухнули и когда старшее поколение, вроде мамы, хоть и бурно радовалось, но немного растерялось, мы – ничуть. И только теперь я ощутила растерянность и не могла решить, к какому берегу я ближе, к отцам или к детям? Может, потому, что своих детей не было? А нужны ли они?

      13

      Аккуратно зачеркиваю дату в календаре. Осталось двадцать два дня.

      Спускаюсь в метро. На эскалаторе новые рекламные постеры со стихами. Уже не в новинку уличная реклама с шедеврами мировой живописи. По каналу Грибоедова развешивают сокровища Русского музея – гигантских мясоедовых, левитанов, репиных и пр. На Невском – веласкесы, тицианы, ренуары, мане и моне. Это привлекательно-образовательная программа. И вряд ли кто удивится, если увидит изображение решетки Летнего сада, а внизу – «…твоих оград узор чугунный…» Александр Сергеевич в законе. Но почему в метро появляются постеры со строками Джона Китса: «Вот я уже с тобой! Как эта ночь нежна!» Каждый день стараюсь прочесть дальше, но глаза успевают захватить лишь одну строчку: «Там где-то властвует луна…»

      Стихи везде одни и те же, фон меняется: то чернильница с гусиным пером, то старинная рукопись или розовые пуанты, то написаны строки мелом на грифельной доске… Конечно, видеть это приятнее, чем рекламу стройтоваров, ближайшей «стоматологии» и очков – «два по цене одного». Но в чем фишка – не пойму. А со временем и текст слегка видоизменился: «И я с тобой! Как ночь нежна!» Другой перевод?!

      То ли заказчик помешан на Китсе, причем на определенном стихотворении, то ли на Фицджеральде? Когда я смотрю на эти постеры, мне хочется перечесть роман, потому что я забыла, в чем там дело и почему эпиграфом взяты эти строки. Книга у меня есть. Но, приходя домой, я никогда о ней не вспоминаю. Кстати, когда я впервые увидела эти строки, я не знала, что это за стихи, и решила, будто они обращены к женщине