Фронтовой дневник. Евгений Петров

как в избе возятся красноармейцы. Печь хорошо натопили, Старухе было тепло, и она все время улыбалась, ожидая вопросов.

      – Ты что, бабка, тут развалилась? – сказал ей маленький, веснушчатый красноармеец строгим голосом. – Не видишь, готовим избу для высшего начальства? Шла бы себе в лес ночевать.

      – Так вот взяла да и пошла, – ответила старуха радостно.

      – Небось когда немец был, ты и в избу боялась взойти, не то что на печь лезть в присутствии высшего командования.

      – Что, бабушка, – спросил я, – надоел немец?

      – Совсем, думали, пропадем, – быстро и оживленно ответила старуха, которая ожидала этого вопроса. – Как пришел, так сразу: «Иди, иди, говорит, в ямцы». В ямы, значит. А сам все чисто забрал. Ничего не оставил.

      – Кто теперь тебя, такую, замуж возьмет без приданого? – заметил веснушчатый красноармеец.

      – Да ну тебя совсем! Привязался! – сказала старуха, делая вид, что замахивается на веснушчатого красноармейца.

      Между ним и старухой явно устанавливались приятельские отношения.

      В избу вошел командир. Он снял ремни и положил на стол трофейный немецкий автомат, потом посмотрел на печь.

      – А! – сказал он. – Ты еще жива, моя старушка?

      – Не хочет больше в лес идти, товарищ старший лейтенант. Все за печку держится, – почтительно доложил веснушчатый красноармеец.

      – Накормили старуху?

      – Точно.

      Старший лейтенант некоторое время глядел на старуху улыбаясь.

      – Что это ты такая веселая, бабушка? – спросил он. – Уж, кажется, и натерпелась ты от немцев, и ограбили тебя всю как есть, и внука убили. А ты веселая.

      – На вас гляжу – веселюсь, – ответила старуха. – Веселюсь, что русские пришли. Что хозяйство! Даст бог, опять подымемся. А мне думалось, еще разок на своих посмотреть. А там и помирать не жалко.

      На другое утро я был в Волоколамске.

      Там я видел старика крестьянина, видно, зажиточного, в хорошей бараньей шапке, в исправных валенках с калошами. Он быстро шел по развороченной снарядами, покрытой глубоким снегом улице. В руке у него была веревка. В морозном воздухе резко звучала пулеметная стрельба: бой шел еще в двух километрах от города.

      – Куда, дедушка?

      – Да вот корову ищу! – крикнул старик. – Я сам из деревни…

      Он назвал одну из бесчисленных Покровок или Петровок. Перед приходом немцев, когда многие колхозники уходили, он считал, что все обойдется, что «немец – тоже человек». Ему повезло. Деревушка его далеко от шоссейной дороги, и немец так до нее и не дошел. Старик-единоличник прожил два месяца не плохо. Заявились к нему немцы только перед своим уходом, когда он уже надеялся, что нелегкая вывезла. Это были отступающие немцы. Старик вовремя успел убежать в лес. Избу немцы разграбили и увели корову. Теперь он ее искал.

      – У нас так люди говорят, – сказал он, – что немцев в Волоколамске окружили, я и пришел. Думал, найду мою корову. Ан, оказывается, окружение-то вышло неполное.

      – Да