Полное собрание сочинений. Том 19. Анна Каренина. Части 5-8. Лев Толстой

Семеныч пишет сочинение о питании и…

      – Ну, уж не путайте! Это всё равно, о чем. Дело в том, что я точно люблю каракатицу.

      – Но она не помешает вам любить жену.

      – Она-то не помешает, да жена помешает.

      – Отчего же?

      – А вот увидите. Вы вот хозяйство любите, охоту, – ну посмотрите!

      – А нынче Архип был, говорил, что лосей пропасть в Прудном и два медведя, – сказал Чириков.

      – Ну, уж вы их без меня возьмете.

      – Вот и правда, – сказал Сергей Иванович. – Да и вперед простись с медвежьею охотой, – жена не пустит!

      Левин улыбнулся. Представление, что жена его не пустит, было ему так приятно, что он готов был навсегда отказаться от удовольствия видеть медведей.

      – А ведь всё-таки жалко, что этих двух медведей без вас возьмут. А помните в Хапилове последний раз? Чудная была бы охота, – сказал Чириков.

      Левин не хотел его разочаровывать в том, что где-нибудь может быть что-нибудь хорошее без нее, и потому ничего не сказал.

      – Недаром установился этот обычай прощаться с холостою жизнью, – сказал Сергей Иванович. – Как ни будь счастлив, всё-таки жаль свободы.

      – А признайтесь, есть это чувство, как у Гоголевского жениха, что в окошко хочется выпрыгнуть?

      – Наверно есть, но не признается! – сказал Катавасов и громко захохотал.

      – Что же, окошко открыто… Поедем сейчас в Тверь! Одна медведица, на берлогу можно итти. Право, поедем на пятичасовом! А тут как хотят, – сказал улыбаясь Чириков.

      – Ну вот ей-Богу, – улыбаясь сказал Левин, – что не могу найти в своей душе этого чувства сожаления о своей свободе!

      – Да у вас в душе такой хаос теперь, что ничего не найдете, – сказал Катавасов. – Погодите, как разберетесь немножко, то найдете!

      – Нет, я бы чувствовал хотя немного, что, кроме своего чувства (он не хотел сказать при нем – любви)… и счастия, всё-таки жаль потерять свободу… Напротив, я этой-то потере свободы и рад.

      – Плохо! Безнадежный субъект! – сказал Катавасов. – Ну, выпьем за его исцеление или пожелаем ему только, чтоб хоть одна сотая его мечтаний сбылась. И это уж будет такое счастье, какое не бывало на земле!

      Вскоре после обеда гости уехали, чтоб успеть переодеться к свадьбе.

      Оставшись один и вспоминая разговоры этих холостяков, Левин еще раз спросил себя: есть ли у него в душе это чувство сожаления о своей свободе, о котором они говорили? Он улыбнулся при этом вопросе. «Свобода? Зачем свобода? Счастие только в том, чтобы любить и желать, думать ее желаниями, ее мыслями, то есть никакой свободы, – вот это счастье!»

      «Но знаю ли я ее мысли, ее желания, ее чувства?» вдруг шепнул ему какой-то голос. Улыбка исчезла с его лица, и он задумался. И вдруг на него нашло странное чувство. На него нашел страх и сомнение, сомнение во всем.

      «Что как она не любит меня? Что как она выходит за меня только для того, чтобы выйти замуж? Что если она сама не знает того, что делает? – спрашивал он себя. – Она может опомниться и, только выйдя замуж,